Юность Барона. Обретения

Судя по абсолютно спокойному выражению лица Мыколы, переполнявших меня эмоций он не срисовал либо остался к ним равнодушен. Он еще в прошлый раз дал понять, что не одобряет моих потуг в направлении Барона. Искренне считая, что с любыми проблемами следует бороться исключительно по мере поступления. И вообще, профилактикой, дескать, пусть участковые занимаются.

Я же к подобным вопросам отношусь перпендикулярно. В соответствии с названием популярной книжки «Знай и люби свой город», предпочитаю знать о подучетном контингенте как можно больше.

(А как насчет «люби», спросите вы? Как ни странно, подобное чувство также имеет место быть. Я люблю, пускай и с рядом принципиальнейших оговорок, свою работу. Хотя и стыжусь в этом признаваться кому бы то ни было. Даже себе, любимому.)

— Дружище! Надеюсь, ты понимаешь, что подобных совпадений не бывает?

— Каких совпадений?

— Блин! Лейтенант Свиридова и та, похоже, умнее тебя. «И чего это он вдруг всем так срочно понадобился?» Сечешь поляну?

— Допустим, не всем понадобился. Мне, например, этот упыреныш абсолютно по барабану.

— Почему сразу упыреныш?

— А то ты не знаешь, что означает убийство в блокаду? За ним наверняка стоял разбой. Или мародерство. Или еще чего похуже.

— Во-первых, за мародерство в блокаду сразу к стенке ставили. А во-вторых, во мне еще сильнее усилилось подозрение, что этот Барон-Алексеев — наш с тобой клиент.

— По какому из направлений?

— По всем. Включая Москву. Кстати, можешь считать это профессиональной чуйкой сыщика.

(О, как сказанул! Даже самому понравилось.)

— Слушай, сыщик! Ты чего, в самом деле вознамерился перебежать дорогу «старшему брату»?

— Маленькое уточнение: я собираюсь не перебегать, а двигаться параллельным галсом.

(Нет, решительно сегодня моя речь как-то особенно изобилует изящной образностью и образным изяществом. Интересно, к чему бы это?)

— А что касается твоей так называемой чуйки… Между прочим, даже сугубо теоретически, Барон — Алексеев не может быть причастен к московской краже.

— Хочешь сказать, наши доблестные чекисты даром едят свой хлеб? Нет и еще раз нет! Я не позволю клеветать на доблестных сотрудников Комитета государственной безопасности!

(Увы, то была последняя на сегодня искрометная острота в моем исполнении. Так как далее Захаров огорошил меня беспощадным и уничижительным аргументом.)

— Я хочу сказать, что курьер с Лубянки забрал материалы по Алексееву вчера днем. А кража в Охотном Ряду случилась вечером!

— …!!!

(Как же это я сам не сообразил?! Черт! Вот оно, во всей красе, головокружение от успехов. А ведь какая изысканная версия выстраивалась — у-у-у! Умыл меня Захаров, ох и умыл! И поделом тебе, сыщик хренов!)

Помещение архива я покинул во всех смыслах на щите.

Стоит ли говорить, что после такой досадной оплошности недавнее желание вплотную заняться Бароном испарилось, как с белых яблонь дым. Но мааленький червячок сомнения продолжал исподволь покусывать. И чтобы окончательно устранить сей дискомфорт, я направился к ближайшей телефонной будке, дозвонился до Вавилы…

(Долго не хотел снимать трубку, гад!)

…и назначил встречу через два часа на нашем месте.

Понятно, что ответной восторженной реакции не последовало.

Но мне на это было, не менее понятно, начхать.

(Будьте здоровы, гражданин начальничек!)

* * *

Как и следовало ожидать, визит в Богчинский детский дом Барону ничем не помог. Оно и понятно: кабы все было настолько просто, еще десять лет назад подчиненные Кудрявцева на раз-два отыскали бы следы Ольги. Все стало на свои места уже на первых минутах общения с директором, когда тот озвучил дату открытия детдома — 31 марта 1942 года[19]. Тогда как сестра оказалась брошенной в Галиче в середине февраля.

Собственно, после этого можно было вставать и раскланиваться, но Барон вынужденно продолжил работать легенду «столичный спецкор», и в итоге они проговорили с директором почти час.

За это время Барон узнал такое количество подробностей из непростой жизни тылового Галича в военные годы, что, задумай он и в самом деле заняться журналистскими опытами, материала хватило бы не на одну статью. Более всего его потрясла судьба первого директора детского дома — ленинградца Ивана Зеленухина. Этот, по сути, святой человек вместе со своей супругой выхаживал ребятишек как родных, в первые месяцы многих ослабевших в буквальном смысле носил на руках, организовал для детей подсобное хозяйство, научив их выращивать овощи, гречу, зерновые. Но в послевоенном 1949-м Зеленухин был снят с работы и исключен из партии за то, что принял в детдом ребенка врага народа. По тем временам история достаточно типичная. Тем не менее персонально по его, Баронову счету, архискотская.

А к скотству, равно как и к смерти, привыкнуть нельзя.

Так его учили — сперва отец, а затем Михаил Михайлович Хромов.

Светлая им обоим память…

До Богчино Барон добрался на колхозной полуторке, мысленно поблагодарив за дельный совет железнодорожницу Лиду. Дорогу он запомнил, потому обратно в город решил прогуляться пешком. Тем более всего пути оказалось километров пять-шесть.