— Ты чего, Михалыч? Эта тварь с полицаями хороводы водит, за жратву ноги раздвигает. А может, и еще чего похуже.
— Ты же всех обстоятельств не знаешь, Сережа, — хмуро отозвался Хромов. — Может, ей деваться некуда было? Вот и дед Митрофан говорил. Силой ее Корж взял.
— Вариант куда деваться есть всегда. Пошла бы к колодцу, да и… Нет, я не понимаю, Михалыч, ты ее что — жалеешь?
— Да не в жалости дело.
— А в чем?
— Боюсь, не поймешь ты.
— А чего это ты меня с ходу в придурки определил? Ты толком объясни, а там поглядим.
Хромов ответил не сразу. При иных обстоятельствах он нипочем не стал бы рассказывать Сергею своей истории. Но сейчас понимал, что любые другие, с ходу сочиненные, доводы на того не подействуют.
— Понимаешь, на моем персональном счету столько душ загубленных, что, захоти я начать отмаливать, весь остаток жизни пришлось бы башкой в пол стучать. Причем загубил как злодейских, так и безвинных. Но вот одна женщина убиенная на душе, если, конечно, есть у меня душа, без малого год камнем виснет.
— Что за женщина?
— Была у меня незадолго до начала войны история нехорошая. В Ленинграде. Когда пришлось эту самую женщину собственноручно ликвидировать.
— За что?
— В том-то и дело — ни за что. Скажем так: за дурость напарника. Красивая была баба. Вернее — женщина. Детишек двое сиротами остались. Вот я и гадаю: ну как, если ту, ленинградскую невинную, на эту, нынешнюю грешную, сменяю, может, какое-никакое облегчение мне наступит?
Лукин прокашлялся, собираясь с мыслями, и крайне недовольный — и собой, и командиром, буркнул:
— Я, Михалыч, в высоких материях ни фига не смыслю. Потому — поступай как знаешь.
С этими словами он сгреб в кулак ремни трофейных автоматов и вышел из горницы. Пару секунд спустя следом за ним, бросив женщине короткое «живи», двинулся и Хромов.
На крыльце их дожидались Битюг с Юркой.
— Ну как оно? Нормалек?
— Более-менее, — неопределенно пожал плечами Лукин.
— А вы чего с пустыми руками-то?
— Почему с пустыми? За один визит тремя шмайсерами разжились.
— А хавчик? — забеспокоился Битюг. — Там наверняка хавчика до фига осталось. Михалыч, я метнусь?
Хромов посмотрел на часы.
— Валяй, на все про все — минута.
— Я мухой.
И Битюг азартно кинулся в хату.
— Покурить-то успеем, Михалыч? — пытаясь снять проскочившую промеж троих оставшихся искру, спросил Лукин.
— Кури, — разрешил Хромов. — Я не хочу.
— Понятно. Ну, пионерам, при всем желании, не предлагаю. Васька?
— Что?
— Расскажи, как ты такой знатный пистолет надыбал?
— Нашел.
— О как? И где?
— В лесу.
— И давно нашел?
— Давно.
— И с тех пор ни разу никому не засветил, не похвастался? Ай, молодца.
Сергей пытался незамысловато балагурить, хоть это было и не в его характере.
— Ты вот что, брат, ты почаще в лес ходи. Может, в другой раз еще какое оружие сыщешь. Скажем, пулемет ручной нам бы совсем не помешал. Или, к примеру…
Из дома донесся истошный, душераздирающий женский крик, от которого вздрогнули даже бывалые Хромов с Лукиным. Но, едва начавшись, тут же и оборвался, словно захлебнулся.
Из сеней выкатился довольный Битюг с основательно набитым
— Порядок в танковых войсках.
— Что ты с ней сотворил?
— Да ничего особенного.
— И все-таки?
— Просто двинул разок. Прикладом по морде. На память и на прощание, — Битюг оскалился. — Ей же, дуре, на пользу. Теперь на нее ни один фашист не позарится. Без передних-то зубов.
— Ну и гад же ты, — смерил его презрительно Лукин.
— Угу. Зато вы все дюже добренькие, как я погляжу.
Хромов снова посмотрел на часы:
— Все, двинули. Сережа, на ходу докуришь. А ты, Васька, дуй на исходную, в овраг. И чтоб носу оттуда не казать.
— А можно я с вами?
— Нельзя.
— Ну чего застыл, как статуй? Приказ командира слыхал? — Битюг схватил Юрку за воротник, развернул и, придав ускорение посредством легкого поджопника, спихнул с крыльца: — Бе-егом!
Самое обидное, что ни Сергей, ни Хромов за такое вот нарочитое и беспардонное хамство не сделали Битюгу не то что внушения — замечания.
А ведь он, Юрка, между прочим, каких-то пять минут назад спас этим двоим жизнь.
После успешно проведенной акции партизаны возвращались на базу в приподнятом настроении. Оно понятно: и боевую задачу выполнили, и без потерь в своих рядах обошлись. Даже легкораненых не случилось.
За два с половиной часа марша дошагали до болота, и здесь Хромов дал команду на привал. Болото было небольшим, но коварным, так что форсировать его в кромешной тьме могло быть чревато. Опять же и личному составу следовало отдохнуть — что и говорить, заслужили. Вот тут-то и пригодился сидор запасливого Битюга, где помимо хлеба, вареной картошки и консервов сыскались даже две бутылки самогона. И Хромов, поломавшись для виду, благосклонно дозволил опустошить одну.