Юность Барона. Обретения

— Правда, она совсем не такая оптимистичная. Говорят, с древних времен на дне Галичского озера лежит клад, на который наложено страшное заклятие: чтобы достать его, нужно закопать первенца-сына в землю, и тогда на озерных водах появятся двенадцать кораблей, нагруженных несметными драгоценностями.

— Надеюсь, злыдней, способных это проверить на практике, не сыскалось?

— К сожалению, нашлись. Много веков назад жил в Галиче жадный до золота князь Шемяка.

— Это в честь которого гора, на которую мы с тобой поднимались?

— Да, тот самый. И вот задумал алчный Шемяка заполучить этот клад. Заманил он своего старшего сына в безлюдное место, оглушил и принялся закапывать в яму. Закапывает, а сам все в сторону озера косится. Глядит — в самом деле корабли из воды показались. Все двенадцать. Но тут, по счастью, прибежала несчастная, убитая горем мать и спасла сына. И корабли снова погрузились в озеро. Вот такая легенда.

— Да уж, историйка не для рассказов на ночь, — рассеянно подтвердил Барон, настороженно всматриваясь в темноту.

— Ты чего?

— Извини, придется снова тебя потревожить. Приподнимись, пожалуйста, мне нужно кое-что достать.

Ирина встала и удивленно пронаблюдала за тем, как Барон торопливо щелкнул замком, нашарил что-то внутри чемодана и поспешно сунул в карман брюк.

Что именно — она разглядеть не сумела.

— Все в порядке, можно садиться.

Ирина села, ожидая пояснения его странных телодвижений, но тут из темноты материализовались трое.

Пичугу и его напарника Барон распознал сразу, а вот сопровождавшего их третьего видел впервые. Но как раз от него, самого амбалистого, отчетливее всего и веяло угрозой. Ирина испуганно ойкнула, так как в намерениях направляющихся к ним мужчин сомневаться не приходилось — очень уж характерные «оба трое» были персонажи.

— Зырьте, парняги, какой нынче шустрый ленинградец пошел, — первым подал голос Пичуга. — Тока нарисовался, а уже нашу местную бабу закадрил. Главное дело, канал под культурного, а сам первую попавшуюся перезрелку — хвать, и в камыши.

— Ай-ай-ай, — насмешливо причмокнул губами Дроныч. — Нет, оно, конечно, может, у них в Питере так принято: бац-бац — и в дамки. Ну не в курсе приезжий человек, что мы тута люди в старых традициях воспитанные. Что не принято у нас на первом свидании бабу в кусты волочить. Не по-людски это.

— Во-первых, добрый вечер, господа охранители традиций, — нахмурившись, заговорил Барон. — А во-вторых, поскольку вы есть люди прохожие, то и проходите себе мимо. А если и в самом деле какие вопросы имеются или просто есть нужда побазланить, будьте человеками — давайте на завтра перенесем. Скажите, где и во сколько, я подтянусь.

Озвучивая свое предложение, он прекрасно понимал, что лихая троица его не примет, и без «пободаться», похоже, не обойдется. Не моральной же поддержки ради эти двое задохликов третьего амбала с собой прихватили. Поэтому в оконцовке фразы Барон сунул руку в карман и крепко сжал в ладони давешний подарок вагонного попутчика Бориса — учебную гранату. С досадой подумав о том, что совсем некстати подарил в Москве старому Халиду свой нож-выкидуху. Понятно, что нож, который умещается в рукоятку, по эффективности не превосходит даже заурядную зэковскую заточку, и против троих толку от него немного. Но это все-таки лучше, чем пустотелая никчемная болванка.

— Дроныч! По ходу, командировочный нас узнавать отказывается. Дурака включает.

— Не наговаривай на человека, Пичуга. Может, у него с перепугу память отшибло. И такое бывает.

— Ошибаетесь, милейшие. И узнал, и память на месте. Поначалу, правда, и в самом деле думал, свежие. Но оказалось — всё те же.

— Нет, ты только погляди на него! — изумился Дроныч. — Он еще и хамит. Короче, ленинградец: ты нам днем рупь за вход заплатил? Заплатил. А теперь еще червонец гони — за выход.

— Кстати, и лапсердачками я бы с ним сменялся, — добавил Пичуга. — Я давно себе такой хотел.

— Слыхала, тетенька? Будь добренька, перешли дяденьке пиджачок. А ежели озябла, так мы тебя по-иному согреть могём.

Ирина испуганно посмотрела на Барона, и тот, натянуто улыбнувшись, успокоил:

— Не бойся, Ириша, все нормально.

— Слыхали, парни! Ленинградцы, оказывается, не только шустрые, они еще и того… оптимисты.

Пичуга и Дроныч загоготали, амбал же по-прежнему не выказывал никаких эмоций. Просто молча стоял, немного отдельно от этих двоих, внимательно наблюдая за Бароном.

«Этот — самый опасный. Его, по возможности, компотом. На третье».

Барон поднялся с земли, показно отряхнул брюки и максимально невинно уточнил:

— Значит, говорите, червонец?

— Отмаксаешь больше — в обиде не будем. И про лапсердачок не забудь.

— А знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь, Павел Тимофеевич?

— И кого же?

— Телеграфный столб.

— Чево-о?!

— Такой же прямой и скучный.

— Чево-о? Ты чё щас сказал, падла?!

Захлебнувшись возмущением, Пичуга сделал шаг навстречу, опрометчиво, а может, и самонадеянно, раскрываясь.