Не побоюсь ответ назвать настоящей лекцией. Чувствовалась дисциплина ума, даже на слух была очевидна логика ответа. Видно было, что и проблема не совсем неожиданна: то ли уже ставили перед ним, то ли сам себе отвечал на подобный вопрос. Ну, а уж о владении материалом говорить не приходится. Здесь он был на высоте.
Я и не заметила, как прошли те полтора часа. Или два. Или того больше.
Ступени творчества
— Задумаемся, что же это такое — творческий труд? — так начал он. — Определения можно давать разные. Но имеется в виду всегда одно: труд, который захватывает, который приносит удовлетворение и радость. В принципе момент творчества, я уверен, есть в любом деле, а в нашем, животноводческом, больше, чем в каком-либо. Мы, люди, живые, имеем дело с живым — с организмом растущим, развивающимся, меняющимся день ото дня.
Есть один очень серьезный общественный предрассудок: деление труда на творческий и не творческий. Один вид деятельности, мол, сам по себе интересен, другой — скучен. Это отражается на престиже профессий. Работать в кино — это «о!». Работать на свиноферме... «у!». Но я бы делил все по-другому. Есть люди творческие, а есть — не приобретшие или растерявшие от лени и нелюбознательности этот прекрасный дар жизни. Так вот, первый и необходимый уровень творчества начинается с простого стремления сделать свою работу хорошо. Не просто как надо, а как только можно хорошо — отлично, блистательно.
Вы присмотритесь к нашим лучшим свинаркам. Все они выполняют одни и те же предписания. Надо кормить животное тем-то. И тем-то кормят. Но как по-разному! Как «обыгрывают» они этот самый положенный рацион, сколько у каждой секретов!
И вы знаете — это так захватывает. Бывает, зайду в свинарник, наблюдаю за работой оператора полчаса, а меня и не видят. Бывает и такое: уйдет свинарка в отпуск, а сама все на рабочее место приходит — как там, не распался налаженный ею порядок?
Второй уровень творчества, вторая его ступень — это когда человек выходит за рамки своих прямых обязанностей и хочет увидеть все дело в целом и что-то изменить в нем к лучшему.
В человеке таком сильно гражданское начало. Трудится он не за страх, не за деньги, а просто хочется ему что-то еще дать людям. Кроме того, что по должности положено. Я думаю, что таких людей много, их большинство. Не из хвастовства, а ради истины скажу, что и во мне это начало есть. Здесь важно, чтобы зерно упало на хорошую почву. Не поймут тебя окружающие или начальство, и закрепится извечное «моя хата с краю». Сам-то я в институте никогда не думал заниматься свиноводством, науки о свиньях и не ведал. Просто так вышло. Приехал сюда на практику — понравилось то, что любая удачная мысль подхватывается. Увидел в хозяйстве огромный пробел: откорм налажен, а воспроизводство ведется по старинке. Решил кое-что улучшить здесь. Одно дело потянуло сотни других, одна мысль — еще многие. Так вот счастливо и «увяз».
Возможностей для усовершенствования везде много. Вот посмотрите. Наука рекомендовала делать для свиноматок станки размером 120 на 215 сантиметров. В такой загородке свиноматка поворачивалась, давила поросят — они же крохотные и хрупкие. Уменьшили станки, сделали скобу, под которую поросята подлазят и которая мешает свинье двигаться. Резко увеличилась сохранность стада, высвободили часть производственных площадей. То есть, не строя новых помещений, стали получать мы больший приплод, увеличивать свинопоголовье. Каждый станок стал для колхоза стоить на сто рублей меньше. Тысячи, сотни тысяч рублей мы смогли дать хозяйству благодаря небольшим усовершенствованиям.
Другой пример: раньше стали отнимать от свиноматки поросят. Я вам об этом говорил на занятиях. Тоже — выгода. Тоже — экономия. А за всем этим и поиски, и эксперименты. И творчество в его высоком значении.
Долгое время меня не оставляло удивление во всех этих случаях: как же раньше об этом люди не подумали, почему не сделали — ведь решение близко вроде бы? Чуть подумай, поищи, проверь — и вот оно. На этом недоумении я нечаянно и «въехал» в науку. Сначала опубликовал одну статью в специальном журнале — хотелось, чтобы и другие люди знали, как работать лучше и легче, после — другую.
Когда близлежащие резервы были исчерпаны, захотелось копать дальше, задумался о том, как рациональнее поставить искусственное осеменение. Почувствовал, что не хватает уже моих институтских знаний, появилась настойчивая необходимость учиться дальше. Благо, публикации были, я и отправился в Москву.
Меня, человека от дела, приняли особенно внимательно. Известный академик говорил со мной два часа при первом знакомстве. Знал он, конечно, во много раз больше меня, но говорили мы с ним все же на одном языке: одни и те же проблемы волновали нас. Словом, понимание полное. Стал я готовиться к экзаменам. Особенно трудновато было вспомнить немецкий. Но в аспирантуру заочную поступил.