Юность грозовая

Оторванные от повседневных хлопот, Миша с Федей томились от безделья, готовили еду, топили печку, подметали саманку, чтобы как-то скоротать время. А когда со двора приходили Захар Петровичи Лукич, они встречали их одним и тем же беспокойным вопросом: «Ну, как там?» В ответ слышали: «Ничего, терпим, солома пока еще есть». Им не говорили, и они не знали, что время прибавило новые заботы: близился зимний окот овец. Однажды ночью Федя, как всегда спавший с Мишей на соломе возле печки, отыскивая в темноте свои валенки, нащупал пальцами что-то живое, покрытое шерстью. Отдернув руку, он сел на постели, ударил коленом Мишку в бок и испуганно закричал:

— Елки зеленые! У нас тут кто-то есть! Стараясь подальше отодвинуться, он перевалился через Мишу и стукнулся головой об стол так, что зазвенела сложенная горкой посуда.

— Где, где? — бестолково спрашивал разбуженный Миша, шаря руками вокруг себя. — Крысы?

Опасавшийся нашествия волков Захар Петрович вскочил со своей лавки и громовым голосом закричал:

— На базу, что ли? Чего же лежите?

— Да нет же, вот тут, у нас, — бормотнул в ответ откуда-то из-под стола Федя. Он уже окончательно проснулся и понял, что в саманке ничего страшного быть не может, кроме серых крыс, которых видел на днях в углу.

— Тьфу ты, пропасть, — сердито выругался Захар Петрович, зажигая коптилку. — Так это же ягнята. Я их час назад принес.

Вытянув шеи, Федя с Мишей удивленно смотрели на двух курчавых ягнят, свернувшихся мягкими комочками возле теплой печки. Они были совершенно равнодушны ко всему происходящему вокруг них и никак не реагировали ни на голоса людей, ни на тусклый свет коптилки.

Лукич, выставив из-под полушубка всклокоченную бороду, трясся в смехе.

— Какие они хорошенькие, — смущенно бормотал Федя, переползая на свое место. — А я подумал…

— Подумал, подумал, — недовольно ворчал Захар Петрович, доставая кисет. — Дрыхнете же вы, хоть за ноги на мороз выволакивай. Напугал ты меня, Федька, страсть как: думал, волки. В Чигирях за одну ночь на базу девять овец положил серый.

Шумно зевая, Миша дотянулся рукой до ягненка и легонько погладил скрученную колечками шерсть. Подняв мордочку, ягненок ткнулся ему в ладонь.

— Дядя Захар, они, наверно, есть хотят, — сказал Миша, накрывая ягнят мешком из-под кизяков.

— Все живое есть хочет, — угрюмо ответил Захар Петрович, надевая полушубок. — Так природой устроено. Пойду погляжу скотину, что-то собаки волнуются. А вы ложитесь, с утра работы невпроворот.

И, погасив коптилку, вышел из саманки.

На заре, когда Миша с Федей еще спали, Захар Петрович с Лукичом принесли новых жильцов — трех беспомощных ягнят.

— Эдак, Захарушка, придется нам выселяться отсель, — с грустной усмешкой сказал Лукич. — Изведемся мы с таким пополнением. Надобно маток сукотных отделить в овчарне, плетнем отгородить. А то ведь этих сосунков, — он показал на ягнят, — негде будет покормить.

Захар Петрович согласился с ним и начал будить ребят.

— Ну, орлы, отлежались за эти дни, теперь пора за дело, — весело говорил он. — Только подвяжите шапки, морозец нынче крепкий, пощипывает за уши.

Поеживаясь от холода, Миша с Федей быстро оделись и вышли во двор.

День, казалось, начинался неохотно. Только на востоке мглистое небо отделялось от белоснежной равнины бледно-розовой полоской: близился восход солнца. Ветер улегся, было тихо, морозно.

— Эх, елки зеленые, махнуть бы теперь на лыжах, — кивая на степь, мечтательно проговорил Федя. — Снег плотный, скользили бы.

— Подожди, сейчас так намахаешься, рад месту будешь, — натягивая рукавицы, сказал Миша. — Слышишь, как коровы ревут? Продрогли за ночь, холодище-то какой.

— Ох и надоело же мне все это, — Федя покачал головой, но, заметив выходившего из коровника отца, прикусил язык.

— Чего нахохлились, как воробьи на морозе? — окликнул их Захар Петрович. — Таскайте-ка солому, а я с Лукичом займусь строительством. У нас так: от скуки на все руки.

Не успели ребята разложить коровам солому, как Захар Петрович с Лукичом в снегу плетни, сложенные за саманкой, волоком перетащили в овчарню и, укрепив их проволокой и кольями, отгородили просторный угол. После тщательного осмотра Захар Петрович поместил туда овцематок.

— А теперь попробуем подпустить к ним ягнят, жрать, поди, захотели сосунки, — довольный своей работой, он улыбнулся. — Покличь ребят, Лукич, пускай несут.

Спрятав ягнят под полушубки, Миша с Федей перенесли их в овчарню и пустили за перегородку. Дрожа от слабости и холода, ягнята тянулись мордочками к вымени и никак не могли дотянуться.

— Подержать нужно, — посоветовал Лукич, смешно переваливаясь через плетень. — Да у них и молока-то ни черта нет, вымя пустое, чисто сумка висит. Держим на голодном пайке. Толкнув Мишу локтем, Федя отозвал его в сторону.

— Давай вечерком сходим за сеном, — предложил он.

— Где мы его возьмем?

— Я видел тут в одном дворе, недалеко.

— Воровать?

— Да ты что, елки зеленые, себе, что ли? — обозлился Федя. — По вязанке… Не жалко тебе этих маленьких глупышей?

— Ладно, посмотрим, — неопределенно ответил Миша.