«Юность». Избранное. X. 1955-1965

Я тихо брел по улицам. Чтобы никто не спрашивал, почему я пришел раньше, остаток дня я просидел в пустой школе. Последнее вырезанное слово я расковырял ножом. Его теперь никто не прочтет. Только осталась на черной крышке глубокая белая ранка.

БУКВА «К»

У Славы Галкина не было ни отца, ни матери. Ему было девять лет, он жил в детдоме и учился в школе. Фамилия учительницы его была Галина. Всем ученикам родители давали с собой вкусные завтраки, а Славе никто не давал. И Слава иногда на уроках мечтал, что он и вовсе не Галкин, просто ошиблись где-то и поставили лишнюю букву. А фамилия у него такая же, как у его учительницы, и он Вячеслав Галин. Но фамилии ведь исправлять нельзя, и Слава только мечтал об этом и еще мечтал, что если бы все было именно так, то учительница оказалась бы его мамой и давала бы ему в школу свертки с завтраками. И Слава чуть-чуть недолюбливал букву, которая разбивала всю его мечту. И потихоньку пропускал ее. А в диктантах за ошибки ему ставили двойки. Однажды учительница очень рассердилась. Она сказала:

— Почему ты, Галкин, пропускаешь в словах букву? Никто не делает таких странных ошибок. Смотри, что ты написал: «Светило жарое солнце, и мы пошли упаться на речу». Это просто непонятно. Завтра перед уроком зайдешь ко мне.

И Слава пошел к учительнице. Та продиктовала ему диктант, прочла слова с пропущенной буквой «к». И рассердилась. А потом почему-то спросила о родителях. Велела заходить еще. Но главное, завернула ему в бумажку хороший завтрак.

Слава бежал в школу, не помня себя от радости. В перерыв он не ушел, как обычно делал, в коридор, а гордо достал свой завтрак, хотя совсем не хотел есть.

Когда учительница проверяла новый диктант, она задержалась на работе Славы. В диктанте не было ни единой ошибки. И все буквы «к» стояли на своих местах. Ошибка оказалась только в одном слове. Было подписано: «В. Галин».

Но учительница, наверное, не заметила этой ошибки и не исправила ее.

ОБМАНУТЫЕ ПИСЬМА

В детдоме было три воспитательницы. И все они, хотя и не были молодые, оставались не замужем. Наверное, потому, что три года шла война. Правда, воспитательница Ольга Петровна переписывалась с отцом Бориса. Об этом знал весь детдом. Ребята немного завидовали Борису и говорили:

— Твой отец приедет с фронта и женится. Вот посмотришь! Сколько он ей писем написал, небось, побольше, чем тебе!

— Ну и пусть, а мне что… — говорил Борис, а про себя думал, что, может, это не так уж плохо, что Ольга Петровна добрая и красивая…

Когда в детдом приходила почта, Борис сразу различал письма отца. Красивые заграничные конверты, а буквы были высокие и напоминали восклицательные знаки. Только чаще эти красивые письма были не ему.

Ольга Петровна смотрела на него ласково и понимающе говорила:

— Приходи ко мне в гости, Боря. Чай будем пить. Не с сахарином, а с настоящим сахаром. Я тебе письма от папы прочитаю.

— А мне неинтересно, что он пишет… — говорил Борис, но в гости приходил.

К директору детдома приехал сын. И на третий день кто-то из ребят сообщил достоверно:

— А Ольга Петровна гуляла с директорским сыном!

— Врешь… — бледнея, сказал Борис.

— Вот и не вру. Он ее утром до детдома провожает. Целых два дня. Я вчера сзади шел, он ее обхватил вот так, а она смеялась…

Утром Борис сидел у входа и ждал. Вокруг стояли ребята. Самые нетерпеливые приносили новости:

— Вышли из дома. Он держит ее под руку.

— Идут к детдому, Ольга Петровна смеется.

— Повернули в боковой переулок.

— Он ее обнимает. Идут по переулку обратно.

— Опять обнимаются. И опять идут по переулку.

Ольга Петровна опоздала на два часа. Быстрая, счастливая, она пролетела по двору и даже не заметила, что никто из ребят не подбежал к ней, как это бывало раньше. Не обратила внимания, что первый день ей не оказалось писем. Ей было не до этого.

А красивые заграничные конверты шли и шли, и буквы уже были похожи на вопросительные знаки, словно кто-то не мог никак понять, что произошло. И никто не видел, как детская рука тихо забирала их из ящика и складывала нераспечатанной стопочкой под матрац.

ЗВЕЗДЫ

Нас было в спальне одиннадцать человек. И у каждого из нас был на фронте отец. И при каждой похоронке, приходившей в детдом, одиннадцать маленьких сердец замирало. Но черные листки шли в другие спальни. И мы чуть-чуть радовались и начинали опять ждать отцов. Это было единственное чувство, которое не угасало за всю войну.

Мы узнали, что война окончилась. Это случилось в чистое майское утро, когда к голубому небу прилипали первые клейкие листочки. И кто-то тихо вздохнул и открыл настежь окно. И раздался непривычно громкий смех. И вдруг все мы, одиннадцать человек, поняли, что мы победили, что мы дождались отцов.

В детдоме готовили вечер, и Витька Козырев разучивал песенку:

Окна светятся весь вечер,
Как подснежники весной.
Скоро мы дождемся встречи
С нашей армией родной.

Эту песню хотели петь и другие ребята, но Козырев сказал: