Юность Лагардера

По их словам, покойный герцог Мантуанский и Гвасталльский был убит в честном поединке с неким очень знатным вельможей, которому сам же нанес оскорбление… Доказательства? Но ведь герцог не стал бы биться с кем попало!

Армель, едва скрывая тревогу, спросила:

— Соперника принца будут искать и накажут? Я слышала, что его величество терпеть не может дуэлянтов и повелел примерно их карать?

И она бросила быстрый взгляд на Анри, который сделал вид, что его это не касается. Жанна де Монборон ответила:

— Где нет виновника, там король теряет свои права! Убийца неизвестен… или же считается таковым…

Час спустя, оставшись с Анри наедине, Армель де Сов схватила его за плечо.

— Это сделал ты? — воскликнула она, вздрогнув.

— Я! — сказал Анри, гордо выпрямившись. Светловолосая девочка топнула ногой о паркет.

— Ты же обещал мне…

— Что обещал?

— Не рисковать больше жизнью на дуэли! Эти сражения отжили свой век! Со времен Великого кардинала они запрещены законом. Ты и без меня знаешь, что его величеством учрежден специальный маршальский суд, дабы бороться с этим злом. У тебя уже были неприятности из-за истории с твоим капитаном… Не из-за нее ли тебе пришлось покинуть полк?

— Я не жалею об этом, — коротко возразил Анри. — Человек, который осмелился поднять на меня трость, должен был умереть… или послать меня самого ad patres!

— Хорошо, пусть так, ты не мог не драться с капитаном де Жевезе, — стояла на своем Армель, — но зачем ты убил герцога Мантуанского?

— Я не убивал его, — безмятежно сказал Анри.

— Да как ты смеешь?.. — вознегодовала Армель.

— Я был орудием Провидения, милая сестренка, вот и все. Тот, кого везут теперь в Италию в карете, обтянутой черным крепом, с почестями, подобающими принцу и герцогу, был чудовищем, которого разоблачила на смертном одре госпожа Бернар! Я был призван покарать его.

Девочка широко раскрыла глаза от удивления, а Анри спокойно продолжал:

— Этот человек лишил меня отца, матери и, вполне возможно, наследства герцогов Гвасталльских… Доказательства? У меня их нет! Но он был вполне способен на самое гнусное преступление. В зале Кокардаса и Паспуаля он предательски пытался убить меня, сняв наконечник со шпаги, тогда как я фехтовал учебной рапирой… Вечером в «Аллее королевы» он устроил подлую засаду… десять человек поджидали меня, обнажив шпаги и выхватив кинжалы… я пощадил бандитов, наказал только трусливого и преступного герцога… Может быть, я не совладал бы с гневом, но мысль о тебе остановила мою руку… Ты спасла жизнь девятерым, любимая моя сестричка!

Тут разгорелся нежный спор двух любящих существ. Как истая дочь Евы, девушка трепетала за жизнь своего друга, хотя и выражала восхищение его искусством, хладнокровием и доблестью. Она доказывала также, что излишняя пылкость Анри может повредить его военной карьере, и умоляла дать слово никогда больше не драться на дуэли.

— Дорогая моя Армель, — ответил юноша, — я ничего не могу тебе обещать. Даже если бы я сумел обуздать свою натуру, обстоятельства могут сложиться так, что моя шпага сама выскочит из ножен, дабы свершить справедливый суд!

Армель при этих словах залилась слезами, а он бережно привлек ее к себе.

— У меня было два нерушимых завета: я поклялся отомстить тому, кто украл мое имя и состояние, а главное, убил моих родителей, и поклялся также вернуть тебе отца. Я свершил первое при помощи шпаги, и у меня есть предчувствие, что она же поможет мне исполнить второе обещание.

После того как Анри де Лагардер в схватке с девятью наемными убийцами у недостроенного фонтана в «Аллее королевы» покарал Карла-Фердинанда IV, он преисполнился уверенности в собственных силах. Теперь он мог не бояться никого и ничего.

К тому же ему все еще не приходил вызов из Наваррского полка, куда он записался после злосчастной дуэли с капитаном де Жевезе.

Бездействие томило его. Только благодаря Армель, своему доброму ангелу-покровителю, он не бросился в какую-нибудь авантюру — единственно ради того, чтобы испытать ни с чем не сравнимое ощущение опасности.

Тогда он сказал себе: «Я достаточно силен, чтобы рискнуть. Надо раскрыть, наконец, тайну кабачка „Сосущий теленок“, хотя Кокардас и Паспуаль и уверяют меня, что, в это подозрительное место лучше не соваться».

Вот почему через два дня после разговора с Армель он предупредил графиню Жанну, что сегодня не будет ужинать во дворце Монборон.

Покинув ближе к вечеру улицу Гренель-Сен-Жермен, он направился к Сене и пошел по набережным к Новому мосту, где, как и в былые времена, шумела и суетилась ярмарка.

Было еще светло. Вскоре на всех колокольнях города пробьет семь часов. Он бродил без цели, с любопытством и интересом посматривая на комедиантов. Впервые после многих лет он увидел балаганное представление и теперь говорил себе:

«У нас выходило лучше!»

При мысли о тех временах, когда он изображал горбуна на театральных подмостках, им овладело вполне естественное чувство гордости.