— Это, кажется, весьма благонамеренный юноша, пожалуй, слишком уж тихий и скромный: как девица, — говорил он жене. — Вероятно, он готовится быть пастором, поэтом или же, чего доброго, сочинителем книг о нравственности. У него все достоинства квартиранта, но от собственного сына я хотел бы иного характера, а то мир превратится в рай для жуликов и деспотов. Им ничто не будет мешать в злодеяниях.
— Не притворяется ли он? Слишком уж молчалив, — возражала Маргарита.
Иоганн Сток не одобрял Бюхнера, который целыми днями писал, выставив в окно спину.
Тщетно Войцек пробовал разубедить портного.
— Я знаю немецких студентов, — упрямо говорил ему Иоганн. — Они попросту брезгают, гнушаются нами. Рабочему человеку с ними не по пути.
Поляк твердо стоял на своей оценке.
_ Рано или поздно, Сток, ты устыдишься своих слов.
Спустя неделю Гюркнер, торжествуя, объявил, что к постояльцу приехали два приятеля.
— В моем доме скоро не останется ни одного свободного угла, — хвалился он соседям.
Один из друзей Бюхнера — студент Август Беккер — был плотный рыжеволосый человек. Лучи солнца, запутавшись в его всклокоченной бороде, длинных кудрях и нависших бровях, окрашивали их в багровый цвет. Синие глаза несмело выглядывали из-под беспорядочно падающих на лоб волос.
Постоянные битвы с нищетой перекосили гримасой горечи его большое крестьянское лицо.
Костюм Беккера был не менее необычен, чем лицо. На голове этого постояльца «Гессенского подворья» лежал маленький берет, вокруг шеи, несмотря на жару, обвилась старая пестрая шаль, спадающая на заплатанную на локтях косоворотку. Узкие, полинявшие брючки уходили в стоптанные, дырявые сапоги. Он никогда не расставался с сучковатой дубиной, на которую неистово лаяли дармштадтские собаки и подозрительно косились горожане.
Совсем иначе выглядел недавно приехавший и поселившийся с ним в каморке на мансарде священник, доктор Фридрих Вейдиг, директор деревенской школы в Оберглеене.
Это был весьма опрятно одетый человек лет сорока, с приветливым, спокойным лицом. Несмотря на значительную разницу в летах, пастор держался со своими юными друзьями как сверстник.
Гюркнер нашел в новом постояльце большого знатока Библии. Маргарита постоянно зазывала его в кухню, чтоб пожаловаться на расточительность мужа. Пастор внушал ей беспримерное уважение своей солидностью, вежливостью и умением слушать.
Вместе с Бюхнером Вейдиг решил навестить Стока.
— Надо раздувать малейшую революционную искорку: когда-нибудь она вспыхнет. Твой недостаток, Георг, — в излишнем мудрствовании. Нам нужны люди. Три человека, разделяющие наши взгляды, уже тайное общество, и весьма могучее, — говорил Вейдиг.
Георг не возражал. Он, как и Вейдиг, хотел навербовать достаточное количество единомышленников, чтоб организовать дармштадтское «Общество прав человека», конечной целью которых была бы республика.
Вейдиг и Бюхнер под предлогом срочной починки плаща зашли поутру к портному.
Иоганн впервые видел «поэта», как он окрестил Георга, рядом с собой и невольно ощутил неловкость под его равнодушным и в то же время сверлящим взглядом.
Разговор долго не налаживался. Сток почувствовал себя как на допросе и насторожился. Он поймал довольную улыбку на пухлом лице Бюхнера, когда тот узнал, что видит перед собой участника первого Лионского восстания.
Но Вейдиг, казалось, не удовольствовался рассказами портного о себе и всячески старался проверить их правдивость мимоходом брошенными вопросами.
Сток, задетый странным поведением пришедших, мял в руке пасторский плащ.
Вейдиг и Бюхнер помнили лионские происшествия и были лично знакомы с некоторыми вожаками «Немецкого народного союза». Лишь когда Иоганн, готовый вспылить, назвал несколько имен своих французских единомышленников и передал кое-какие малоизвестные факты своей прошлой борьбы, пришедшие дружески протянули ему руки. Напряженность мгновенно рассеялась.
— Мы рады, что судьба свела нас с тобой, Сток. Наши цели общи — сокрушение реакционной силы князей, свобода и справедливость. Не так ли? — сказал Вейдиг.
— Вы пропустили равенство, — заметил портной.
— И республику, — добавил Бюхнер.
— Во имя чьих интересов хотите вы общенародного восстания? — строго спросил Иоганн пастора.
Бюхнер одобрительно кивнул головой.
— Первое — чисто политический переворот, а уж потом остальное, — встрепенулся пастор.
Бюхнер рассмеялся.
— Вы неисправимы, Фридрих. Ничто, даже неудача франкфуртского восстания, не научит вас быть предусмотрительнее. Впрочем, не будем спорить, старина. Покуда наши пути едины.
Женевьева застала Стока оживленно разговаривающим вполголоса с собирающимися уходить посетителями.
Лицо Иоганна пылало. Он бросился к жене и с грубоватой нежностью сжал ее плечо:
— Нашел наконец своих, теперь начнется жизнь.
Женевьеве осталось только улыбнуться и скрыть слезы.
8
От пастора-революционера Сток и Войцек узнали историю Георга Бюхнера.