Юность Маркса

Генриетта умела искусно штопать, стряпать, стирать, пеленать новорожденных. Она изучала религиозные, ритуалы и ждала замужества, чтоб посещать женский загон в синагоге и зажигать свечи в канун субботы.

Каждое утро она слышала, как, надев полосатый талес, отец ее Исаак благодарит сурового еврейского бога за то, что тот не создал его женщиной. Генриетта, однако, никогда не жалела, что родилась существом презренным, то есть женщиной. Жребий жены и матери казался ей блаженным. Ее тело было сильно и готово для родов, для любой работы. Она читала всегда с определенной целью, — чтоб знать и тем предотвратить пороки своих будущих детей, чтоб добрым поведением, советом, экономией укрепить благосостояние будущего мужа.

Исаак Пресборк был добрый отец, но не дело дочери — выбирать мужа. Генриетта, по примеру своих бабушек, могла стать женой раввина. Ей пришлось бы тогда обрить волосы, надеть рыжеватый грубый парик с нитяным пробором и вести жизнь традиционно замкнутую и полную женских унижений. Но случай спас ее от старых вдовцов, деспотических раввинов и купцов. Молодой трирский адвокат, человек широко образованный, женился на ней, Генриетта Пресборк и Генрих-Гиршель Маркс составили дружную пару. Генрих относился к жене с подчеркнутым вниманием.

5

Карл, забежав из школы домой предупредить, что идет к Вестфаленам, узнал от сестры Софи об ожидающемся приезде брата матери, дяди Иоганна. Во флигеле спешно готовили комнату гостю. В столовой Карл столкнулся с матерью. Крайне озабоченно она пересчитывала столовое белье, погрузив руки в белую пену салфеток и скатертей. Дяде Иоганну решено было устроить торжественный семейный обед.

Воспользовавшись сумятицей и треволнениями, Карл легко получил разрешение уйти вместе с Софи к знакомым.

Семьи юстиции советника и советника прусского правительства были издавна дружны. Софи стала закадычной подругой Женни, добрые отношения связывали и одноклассников — Карла и Эдгара.

Младшая дочь Вестфаленов была четырьмя годами старше Карла и почти достигла совершеннолетия ко времени перехода его в последний класс гимназии.

Бывало, в детские лета, Карл дожидался, забившись и угол гостиной, покуда, сопровождаемая матерью, девушка не сойдет к карете, чтоб ехать на бал.

Юношу Маркса в большом, несколько безалаберном вестфаленском доме привлекали изобилие книг и умная беседа хозяина, всегда внимательно и дружелюбно встречавшего школьного товарища Эдгара. Каролина внушала Карлу равнодушное почтение своей холодноватой сдержанностью и барскими повадками, но Людвига он любил и ценил почти так же, как отца.

Жена советника прусского правительства, происходившая из скромной дворянской семьи, чтила и в совершенстве знала генеалогию Вестфаленов. В противовес весьма демократическому мужу, она любила порассказать о предках.

Иногда по вечерам, когда дом спал, Каролина вынимала из ларца, украшавшего выступ ее камина, посеревшее письмо бабушки Людвига, Женни Питтароо. Шотландская аристократка, будучи на склоне лет, высокопарно описывала историю своей семьи. Бунтам, восстаниям, плахе и костру отдали дань ее неспокойные предки.

Первым в этом грозном параде мятежных аристократов, поднявших меч на корону, выступал Арчибальд Аргайль. Его имя воскрешало перед Каролиной хмурую феодальную Шотландию XVII века, дворянские усадьбы, глухие пастбища и унылые морские просторы.

Тщетно Карл Первый пытался подкупить шотландского лендлорда, даровав ему титул маркиза и осыпав Дарами и льстивыми грамотами.

Страстный, суровый пуританин остался непреклонным: он поддержал английский парламент в борьбе с беспутным, расточительным королем.

В дни кромвелевской диктатуры Аргайль считался опорю пресвитериан в Шотландии.

После реставрации он кончил дни на плахе как государственный изменник и цареубийца…

В начале Римской улицы Карла окликнул рослый пожилой мужчина, одетый весьма нарядно, хотя и по моде прошлых лет. На нем был заметный камзол салатного цвета с золотыми пуговицами и узенькие коричневые брюки. Карл узнал Эдуарда Монтиньи — книготорговца, у которого несколько лет назад брал уроки чистописания, — без особого, однако, успеха. Отстав от сестры, Карл пошел проводить бывшего учителя до его лавки. Монтиньи был издавна известен трирцам своей говорливостью: поймав слушателя, он бесцеремонно забрасывал его вопросами, на которые имел обыкновение отвечать сам.

— Как почерк? Никуда не годен. Проказничаешь? Сознаюсь. Читаешь классиков? Недостаточно. Здоровье госпожи Маркс? Превосходно.

Так как Маркс не пытался перебивать его, господин Монтиньи успокоился и заговорил плавно: