Юность Маши Строговой

Глава 19

Первого января у Мити была повторная операция — вынимали осколок. Машу к нему не пустили.

Маша не помнила, как прошел этот день. Она была озабочена, где достать цветы, но так и не достала, и рада была, что забыла съесть шоколад Аркадия Фроловича. Отнесет Мите.

К вечеру Маша не выдержала и расплакалась. Обидно. Так бессмысленно прошел этот день! Митя один, никто не положит руки на его горячий лоб.

На следующий день ее опять не пустили в госпиталь. Толстенькая сестра с ребяческим ртом виновато объясняла:

— Знаю, сочувствую, но не могу. Мне за вас попало от дежурного врача. Сегодня опять он дежурит, а завтра — другой. Тогда приходите.

Маша оплакивала потерянные из жизни два дня. Она осунулась, стала бледна и подурнела.

Наконец разрешили навестить Митю. Маша вошла.

В палате была Ася. Зачем?

Раньше Митя был один. Маша не разглядела никого, кроме Мити. Теперь она заметила безрукого лейтенанта и третьего раненого, с забинтованной головой. Он с отчаянными усилиями косил глаза, чтобы видеть Асю. Ася стояла в ногах Митиной кровати и, должно быть, рассказывала что-то забавное: все трое были веселы.

— А вот наконец и Маша пришла! — Ася взяла ее под руку и подвела к Митиной кровати. — Сядем.

Она усадила ее с собой на один табурет и обняла за плечи. Две подружки!

Митя смотрел на одну и другую.

— Куда ты пропала? Фу! — с ласковым упреком сказала Ася.

— Не пускали.

— Как! Все-таки ты, Маша, порядочный ротозей. Ведь ты же знала, что я прикреплена к девятой палате!

— Забыла, — каким-то безжизненным голосом ответила Маша.

Все в ней замкнулось. Как глупо она держит себя! Зачем оправдывается перед Асей?

— За-бы-ла! — протянула Ася. Она с грустным изумлением взглянула на Митю: "Это, пожалуй, не ротозейство. Что-то другое". — Вам пить?

Она привычно и ловко приподняла Митину голову вместе с подушкой, поднесла к его губам стакан.

Он выпил несколько глотков.

— Нет, я не хотел. Спасибо.

Глаза его не блестели лихорадочным блеском, как в прошлый раз; должно быть, температура спала.

Маша взглянула на табличку: 37,3.

— Ася, дайте мне папиросу, — сказал Митя. — Если не трудно.

Маша встретила Митин взгляд и с ужасом прочитала в нем: "Мне не хочется пить, не хочется курить, но она так хорошо и весело все делает".

Ася зажгла спичку, подождала, пока разгорится.

— Какой же труд! — просто ответила она, но в выражении ее лица и улыбки Маша узнала то радостное оживление, которое видел и Митя и должен был понять так: "Мне не трудно, а, наоборот, приятно подавать вам папиросы и спички. Мне хочется делать все, чтобы вам стало лучше. И живите легко".

"Вот видишь, — смущенно, оправдываясь, объяснил Митя взглядом. — Пусть она говорит и хлопочет. Так славно у нее получается".

Маша смяла в кармане шоколад, который захватила для Мити.

Те двое раненых помнят или нет, как она поцеловала Митю?

— Ах да! — воскликнула Ася. — Этого я вам еще не рассказала.

Она улыбнулась Маше с веселой беспечностью. В том, что Ася делала и говорила, не было никакого расчета. Она не знала, зачем ей нужно понравиться Мите, но безошибочно угадывала, что нужно делать, чтобы нравиться, и как устранить то, что может этому помешать.

— Расскажу вам, как они чуть не испортили нам встречу Нового года. Мы ждали их, ждали, а они явились с Усковым ровно в двенадцать. Били часы, когда Усков ворвался и закричал во все горло. Таким счастливым я его еще не видела. Юрочку в роли Ромео стоит посмотреть. Мы с Дорофеевой наблюдали весь вечер. Он, бедняга, не умеет скрывать свои чувства. Но, Маша, дался тебе этот Усков! Ей-богу, он не стоит тебя.

Митя сделал слишком большую затяжку, поперхнулся дымом и мучительно закашлялся.

— Ты перед обходом врача ушла тогда, Маша?

— Да. Немного потом задержалась.

Он смотрел на нее пристально, остуженным взглядом.

"Митя! Что ты делаешь, Митя?" — с грустью думала Маша.

Лицо его вытянулось, и видно было, этот человек тяжко болен и страдает.

Ася поднялась и ушла к раненому с забинтованной головой. Она переставила вещи на его тумбочке, подоткнула одеяло. Опять все это было не нужно, но приятно и мило.

— Ты должен знать, Митя, — с усилием сказала Маша, — я ни в чем тебя не обманываю. Зачем мне нужно обманывать тебя?

— Не знаю, — отчужденно уронил он.

— Митя, пойми!

Но вернулась Ася. Она села на табурет, обняв Машу за плечо. Маша отстранилась и встала.

— Уходишь? — спросила Ася. — В самом деле, иди, — заторопила она. — Скоро обед. Врач не любит, когда посторонние на обеде.

Она хорошо освоилась в девятой палате и спокойно распоряжалась здесь.

— До свиданья, Митя, — сказала Маша. — Я приду после.

— До свиданья, — безучастно ответил он. Оживление его остыло. Он был скучен и скрытен.

— Я останусь помочь им обедать, — почему-то нашла нужным объяснить Ася.

— Да? Ты остаешься? — Маша помедлила.

Но Митя молчал.

Она перепачкала халат шоколадом. Санитарка принялась браниться, но Маша отдала ей плитку, и санитарка, пораженная, замолчала.

Что это было? Что над Машей стряслось?