Юность Маши Строговой

«Давно ли Дуня сидела у меня за партой, русоволосая девочка, бойчее всех решала задачки! — писала Поля. Теперь мы с ней вместе потруднее задачки решаем. Весна далеко, а придет… Мужиков в деревне почти не осталось, вот мы с ней и раскидываем, две бабы, умом. Бывало в моей жизни немало экзаменов, но такого еще не случалось».

«Поля, Поля! — с горькой улыбкой думала Ирина Федотовна. — Ты-то выдержишь и этот экзамен, а уж если кто баба, так, видно, я».

Писал Иван Никодимович с фронта.

Все друзья жили суровой, деловой жизнью.

Кирилл Петрович хмурился, видя пожелтевшее лицо Ирины Федотовны.

— Сходи к врачу. Тебе необходимо полечиться.

Ни он, ни Маша не догадывались, что Ирине Федотовне нужно не лечиться, а изменить свою жизнь, чтобы в нее вошли значение и смысл.

Однажды принесли письмо для Маши. Ирина Федотовна прочитала обратный адрес — полевая почта.

Несколько раз она брала в руки конверт, перечитывала адрес и весь день вспоминала далекий городок и свою юность за зеленым палисадом, где весной цвели вишни и яблони.

Письмоносец дергал у калитки колокольчик. Хриплым лаем отзывался старый пес Каштан. Ириша бежала через сад и у калитки разрывала конверт: «Действующая армия. Кирилл Строгов».

Теперь Маша…

Ирина Федотовна приготовила ужин. Она ждала Машу, хотела даже сходить за ней в читальню.

— Письмо! С фронта, — радостно сообщила она, едва Маша вернулась.

Маша сбросила пальто и быстро подошла к столу.

Ирина Федотовна из деликатности вышла, постояла несколько минут за дверью.

«Теперь можно», — решила она, тихонько толкнув дверь.

Маша сидела у стола, подперев ладонью щеку, и задумчиво рассматривала нераспечатанный конверт.

«Письмо не то», — огорчилась Ирина Федотовна.

Маша качнула головой, словно стряхнув задумчивость, и надорвала конверт.

«Здравствуй, Маша! Пишет тебе с передовых позиций друг твой Сергей Бочаров. Много ребят полегло на защите дорогой нашей столицы Москвы, а я остался невредимым и не тронутым пулей.

Устояла Москва и навеки будет стоять.

Маша, шлют ли тебе вести из деревни Владимировки? Спасибо Пелагее Федотовне: она мне пишет про все новости чаще родных. Мою мать назначили председателем колхоза. Пелагея Федотовна обнадеживает, что дело у нее пойдет хорошо, да и я в своей матери не сомневаюсь ничуть — она без отца нас, четверых, подняла и в общественной жизни мужику не уступит. А все-таки боязно. Ну, правда, Пелагея Федотовна иной раз подсобит, не без этого.

Маша! Помнишь ли ты нашу последнюю встречу? Здесь есть хорошие и геройские девчата, но у меня с ними отношения формальные.

Напиши, если не забыла меня.

С комсомольским приветом

Сергей  Бочаров ".

Маша неосторожно вздохнула — коптилка погасла.

— Какая неловкая! — с досадой проговорила Ирина Федотовна, зажигая спичку.

Письмо лежало на столе.

— Очень мне грустно… Дай прочесть, что пишут с фронта.

— Что с тобой, мама? — удивилась Маша.

Ирина Федотовна прочитала письмо, налила Маше чаю.

— Что ты ответишь?

— Напишу: "Милый Сергей, я тоже не забыла тебя и Владимировку", — говорила Маша, задумчиво глядя на огонек. — Напишу, что горжусь им и его матерью. Очень горжусь!

— Как ты сказала? — переспросила Ирина Федотовна, опустив на колени полотенце и блюдечко.

— Что с тобой, мама?

— А если бы ты… если бы, положим, представь себе… — Ирина Федотовна с ожесточением принялась тереть сухое блюдечко полотенцем, — если бы ты вздумала написать ему про свою мать? Нет, интересно, что бы ты написала? Ах, боже мой! Все вы заняты своими делами. Разве вы можете понять!

Маша с грустной улыбкой смотрела на узенький язычок коптилки.

— Очень хорошо понимаю, мама. Я не решалась сказать тебе.

— Скажи! Ты должна сказать. Впрочем, можешь не говорить. Я знаю сама.

— Что ты знаешь?

— Знаю то… — Возбужденно размахивая полотенцем, сама удивляясь своей решительности, Ирина Федотовна призналась, о чем думала, оставаясь одна в сырой, нелюбимой комнате: — Я знаю, что, если бы работала, положим, и у меня было свое дело, а не только семья и не только дом, наверно, все уважали бы меня больше. Даже ты и даже твой отец. Может быть, поздно начинать… Но скажу тебе: я не могу больше так жить, незначительно, пусто.

В окно постучали. Маша, не успев ответить, побежала открыть дверь отцу.