Юность Моисея

Юноша с трудом поднялся на ноги – скользкий спуск его здорово утомил. Сделав шаг, он тут же грохнулся на спину, пребольно ударившись затылком. Снова попытался встать и снова упал. Наконец, сообразив кое-как, что надо делать, он встал, и, пошире расставляя ноги, осторожными шагами отправился к берегу какой-то речушки, протекавшей неподалёку.

У побережья он увидел добротный деревянный пирс, как будто намедни сколоченный и даже с мастерски отлитым кнехтом с привязанной к нему вместительной лодкой. В лодке, возле заднего борта, сидел человек. Но кто это и человек ли разглядеть было невозможно, поскольку лодочник сидел в дерюжном плаще с капюшоном, скрывавшим его лицо. Хозарсиф взошёл на пирс, остановился возле лодки, думал, сидящий в ней обратит внимание на пришельца, только тот даже не пошевельнулся.

– Любезный, – обратился к нему юноша. – Не знаешь ли, как попасть в Эреб или Аменти? Я здесь впервые.

Из под видавшей виды дерюги послышался старческий кашель. Сидящий в ладье откинул с лица капюшон, и юноша узрел пред собой безгубого и безволосого человека. Вернее, не человека, а человеческий череп, обтянутый тонкой пепельной кожей с пробивающейся на щеках сетью кровеносных сосудов. У старца были живыми только глаза. И какие! Глаза переливались всеми цветами постоянно меняющейся радуги. Иногда они становились вообще разными, но оставались совершенно живыми. Это было заметно, и это был не иначе, как Хебесбаг, [83] встречающий Ба. [84]

Лодочник некоторое время в упор разглядывал пришельца, потом сквозь почти сомкнутые губы раздался хриплый глухой голос:

– Я знаю, кто ты и кого ищешь. Что дашь мне, если отвезу тебя в Эреб?

– У меня ничего нет, любезный, – отрезал Хозарсиф. – А хочешь, забери мой хитон. Когда-нибудь тебе всё-таки надо сменить одежду. Ты же ни у кого из мёртвых не сможешь разживиться одеждой, а я могу помочь. Мне не жалко.

– Ты лжёшь! – прохрипел Хебесбаг. – У тебя есть освящённый хлеб. Или тебе жаль заплатить за труд кусочком хлеба? Ведь я ещё могу рассказать, где искать убитого тобой.

– Хорошо, – согласился Хозарсиф. – Не хватит ли тебе половины лепёшки?

– Хватит, – кивнул лодочник, – садись. И пошевеливайся. Скоро сюда нагрянет живущий за чертой, укравший у тебя агнца в жертвоприношение своей любимой утробе.

Юношу можно было не упрашивать, тем более встреча с живущим за чертой или змеем не сулила ничего хорошего. Он прыгнул в посудину, отломил половину лепёшки и подал лодочнику. Тот дрожащими костлявыми руками принял хлеб и тут же съел его. Потом прикрыл глаза, не имевшие ресниц, и несколько минут сидел не шевелясь.

– Ты, пришелец, не знаешь этого мира, – наконец промолвил лодочник. – Поэтому поступаешь так безрассудно. Ведь я могу сейчас тебя никуда не повезти. И никто меня не заставит. Смекаешь?

Внутри лодочника что-то забулькало, будто гасилась известь. А, может, он просто смеялся. Этот утробный смех вызвал у адепта какой-то панический страх, хотя до этого он был уверен, что никого и ничего уже не испугается ни в земном мире, ни в потустороннем. Наконец, перестав выпускать бурление, лодочник продолжил:

– Никогда здесь не делай ничего заранее, попросят тебя или заставить захотят. У нас всегда будет то, что исходит от Бога, так пусть то, что исходит от нас, будет Божественным, но не порочным. Не искушай никого и не искушайся сам. Это очень трудно. Только если желаешь ещё хоть разок заглянуть в покинутый тобой мир, делай, как тебе говорят. Здесь свои правила. Я исполню обещание, так как ты не жадный.

Тут же их маленькая трирема отвалила от причала и отдалась течению. Ладья плыла сама, словно была живой. Была? Нет. Скорее, она действительно живая, ведь в потустороннем царстве совсем другая жизнь, совсем другие правила.

– Когда сойдёшь в Эребе, не иди прямо по дороге, – продолжил разговор лодочник, как только трирема оказалась на середине реки. – Она тебя здесь навсегда оставит. Шагай по малёхонькой нехоженой тропке. Выйдешь туда, куда надо. И не спрашивай ни у кого ничего. Здесь оставят.

Придёшь в поселение, не спеши сразу заходить. Найди воду, омой своё лицо и будь готов отвечать, когда спросят. Говори без страха, отвечай, не запинаясь, взгляда не прячь. Человека спасает умелая речь, откровенность вызывает снисхождение. Не смотри на умерших свысока. Ты здесь такой же, как и все остальные. Там всё увидишь.

Лодка уже рассекала волну, набегающую против течения, хотя ветра не было. Да и какой здесь ветер? Но ветер всё-таки был, и натяжное его дыхание чувствовалось постоянно. Вскоре на пути посредине реки показалась скала, и течение ныряло под неё в небольшой грот.

Хозарсиф чуть-чуть забеспокоился, но Хебесбаг посмотрел на него своими разноцветными глазами, как бы успокаивая. Ладья летела прямо на скалу, набирая скорость, а, влетев в грот, рухнула вниз. В этом месте был водопад. Настоящий. Как на земле. Но там, на земле, юноша тоже не раз ходил по Нилу на галерах, на челноках под парусом и даже на рыбачьих баркасах, но нигде ещё не сталкивался с таким захватывающим дух путешествием.