Ему дали так много власти, и он так хотел распорядиться ей так, чтобы всем было хорошо. Он мечтал, чтобы его встречали, как второго народного освободителя. Только сейчас он желал избавить народ от сегодняшних пороков: от пьянства, наркотиков, проституции, насилия, коррупции, американизации, детоубийства, педофилии… и еще всякого дерьма, в котором только один нигилизм, одно разложение, одна утопия. Ему было очень грустно, что теперь Россия – это лишь пример гниения для других стран. Он верил, что Россия – многонациональная страна, но в ней, как и прежде, ежедневно толпы разъяренных скинхедов отправляют в мир иной нерусских юношей. Он пытался воспитать патриотизм, пуская в эфир старые добрые героические фильмы, но дети предпочитали им передачи о глупой американской молодежи. Дети, не помнящие Гагарина, Преминина*, не знающие стихов Белого и Мандельштама, не слышащие о Жукове, Матросове, Гастелло. Дети, не ведающие своей истории. Дети, не верящие в Бога. Даже уже не верящие в себя. Дети, научившиеся подглядывать за личными жизнями. За светскими тусовками, за острыми языками, за бестолковой роскошью. Привыкшие это делать. Не понимающие разницы. Дети, выросшие на вседозволенности. Важный мужчина думал, с чего все началось? Когда стала разваливаться, крошиться Россия? Пришла демократия. Исчезла совесть. Разрешено все, что не запрещено. В школах – принуждение, где лепят одинаковые туманные головы, не слышат и не прислушиваются, в ВУзах – повсеместное взяточничество, в Интернет-сайтах обожествленный культ разврата… А все от чего? От безнаказанности. Мы сами смотрим порно, мы сами увешиваемся американскими ярлыками, мы сами превращаемся в бесчувственных роботов. Мы сами обманываем и рады обманываться. Потому, что по-другому не умеем. Потому что менталитет такой. А он складывался годами. Его не сломать одному человеку. Мы сами допускаем ничтожеств в ряды своих знакомых, а потом жалуемся, что устали кормить тюрьмы. Мужчина в дорогом костюме думал о том, чтобы люди сами захотели изменить Россию. Чтобы они взяли себя в руки и перестали пить… Не чтобы другие страны не смеялись, слагая анекдоты о русских алкашах, а потому что сами увидели, как это низко и противно. Перестали становиться бомжами. Потому что сейчас попрошайничество вызывает жалость, а не презрение. А опустившихся надо презирать, чтобы другим неповадно было. Перестали быть мстительными и жестокими. Потому, что око за око, значит, оба слепые… Он помнил… если бы люди по-настоящему любили своих детей, не было бы войн. Он смотрел в окно на новую детскую площадку, на асфальтированную дорогу, ломая голову… Почему Россия занимает так много места на карте, имеет столько завидных ресурсов, так широка и необъятна, и так пуста и гнила внутри, как испорченный орех?… Кто виноват?
*Сергей Преминин – матрос, трюмный машинист, герой России посмертно. Сергей заглушил реактор, который взорвался 3 октября 1986 года в Саргассовом море в 4-ом ракетном отсеке подводной лодки К-219. Он спас других моряков, но сам выбраться из отсека он не смог: возросшим давление поджало переборку. Заклиненную дверь пытались открыть снаружи, но безрезультатно. Награжден Орденом Красной Звезды и медалью ордена «За служение Отечеству» посмертно.
О том, что «не твое»
Все мы гении. Но ,если вы будете судить рыбу по её способности взбираться на дерево, она проживёт всю жизнь, считая себя дурой.
Альберт Эйнштейн
– Не проходите мимо! Вкусные тортики от «Мелифаро». Легкие, воздушные, состоящие из натуральных ингредиентов…
Все, больше не могу стоять посреди этого шумного зала. Гипермаркет «Патерсон» – в центре города Краснодара, огромное двухэтажное помещение, с асфальтированным парком и баром развлечений на первом этаже: боулинг, бильярд, караоке. Я стою здесь, в нелепом виде – синяя кепка и дурацкий накрахмаленный фартук от «Мелифаро», каблуки, которые скользят по плитам. Рядом – здоровый холодильник с тортами. Стою уже два с половиной часа. Жутко замерзла – кондиционеры работают, как сумасшедшие. Чувствую себя ужасно неловко. Я заменяю подругу. Сегодня она поехала на собеседование и попросила меня постоять за нее четыре часа. Людей в магазине мало, поэтому заняться вообщем-то нечем. Здесь нельзя слушать плейер, разговаривать по мобильному телефону, читать и даже отлучаться в туалет! На экране третий час подряд крутят одни и те же клипы. Молодые продавщицы с соседних прилавков недовольно поглядывают на меня. И я уверена, что они обсуждают, что за эти три часа я не продала ни одного торта. Нет, один я все-таки продала. Но покупателем был мой папа!