Юность, Мурманск и журфак

Боль застилает ему глаза, тело не слушается. Им бы еще столько слов сказать друг другу надо, но на это нет сил. Вот его маленькая сумка, сложенная наспех сегодня утром, стоит у двери. Когда он истошно кричал на Нее, швырял вещи, бил кулаками по столу, Она молча держала пальцы у рта и раскачивалась. Зачем Ей было Его останавливать? Переубеждать, кидаться в ноги или слезно просить прощения? Ведь это будет снова обман. Поэтому она остается бездейственной. Он это понимает, хоть и рад был бы снова быть с ней, простить Ей измену, лишь бы снова по ночам обнимать ее нежное тело, трогать Ее реснички, ласкать Ее плечи, проводить ладонями по волосам, отвозить на работу, целуясь на каждом светофоре, созваниваться в обеденный перерыв, а поздним вечером читать сказку дочери, шепотом, по ролям, разглядывая ее милое личико вместе. На выходных кино или ужин в суши-баре, иногда прогулки по парку. Кажется, да как же это все одинаково, как приелось, как однообразно. Но не в этом ли счастье? Улетит… и не поймаешь. То, что нам порой кажется таким крепким и стабильным, то за что мы уже давно не боремся и не чувствуем необходимости быть благодарными за это, к чему намертво приросли корнями, может разрушиться в один миг. Пух… и словно мыльный пузырь лопнуть.

Он уходит… пока в коридор. Через минуту – из Ее жизни. Она провожает Его:

– Ты меня поймешь, когда встретишь того, кого сможешь полюбить больше…

– Значит, все же больше меня?…

– Да, это не сравнить…

Слова ее режут его сердце, словно острые края бумаги кожу под ногтями.

Он закрывает глаза, морщится… потупленный от боли. Его губы снова дрожат. Но он не плачет.

– Иди быстрей, пока она не проснулась, – говорит Она ему, беззащитно и измождено.

– Что ты ей завтра скажешь?

– Я подумаю об этом завтра.

Он еще стоит немного, ждет чего-то, может, хочет поцеловать дочь, может, надеется, что она почувствует что-то и проснется. Хотя он и не хочет видеть ее слез. Все внутри его разрывается, стонет от боли. Он еще до конца не осознал и не принял. На это уйдут месяцы. Сейчас он слаб, дойдет до квартиры друга и забудется коньяком. Но вот только завтра все равно когда-нибудь наступит. И боль никуда не уйдет.

– Где ты будешь?.

– Пока у Саши. Потом сниму что-нибудь в центре.

– Хорошо, тогда жди повестки на его адрес.

Он не ответил. Захлопнул дверь…

Он представлял, как они будут стариться вместе. Ему казалось, что он вынесет от нее все. Боялся жизни без тебя. Без своей амлитуды.

Быт расковырял в их сердцах совсем другое.

Почему страсть имеет свойство потухать? Почему любовь становится нервной плоскостью минут на двадцать между ужином и сном? И почему в голове столько слов, а коснись угольком пасты до листа – и написать нечего. И…катастрофически одиноко, хотя и не один.

Все пары рано или поздно сами подливают воды в уже чернеющий костер. У кого-то есть силы и терпение преодолеть эту маленькую смерть. У него не хватило. Мир человеческих отношений очень сложен. Ревность, жадность, потребительство, искушения, измены… А он дорожил ей. Она была ему нужна. Он ей говорил: «Когда почувствуешь острую необходимость во мне… просто протяни руки и я окажусь рядом. Я почувствую этот момент. Я найду новые силы. Заранее. Мы все начнем сначала. И как бы хотелось, чтобы это начало не имело конца…». Но конец наступил.

Цените, что есть сейчас. Дорожите каждым мгновением. Ведь нет ничего вечного. Все когда-нибудь остывает. Все проходит. У всего есть срок! И если нашли любовь, то берегите! Не запускайте. Не давайте погаснуть глазам любимого человека. Ведь мир такой неуемный, такой разный, такой необыкновенный… и людей в нем столько, что всегда найдется кто-нибудь, кто пожелает вас заменить.

О выборе

Жизнь – это череда выборов. Нострадамус

Встретились однажды писатель и журналист. Давние приятели, бывшие однокурсники. Те, которые созваниваются на рождественские праздники, но не видятся ни разу в год. Они пересеклись у выхода из торгового центра. Писатель заметил журналиста и окликнул. Тот остановился, всмотрелся в знакомое лицо, как в неизученный атом, и шагнул навстречу.

– Здравствуй, Валера. Я тебя еще издалека узнал! А ты мимо проходишь, будто не видишь… – начал писатель, обогнав еще несказанную фразу журналиста.

– Привет, Антоха. Ты уж прости, я ног-то своих не вижу, так заматываюсь. Вот заскочил, ноутбук сломался. В ремонт отдал, к завтрашнему дню должны сделать. Не сделают – пропаду, там у меня очень важная статейка. Как обычно, без черновика делал.

– Все в спешке. Ой, ну, ты как? Рассказывай! – закончил журналист и вытащил из блестящего кейса новую сияющую пачку сигарет «Parliament». Закурил и моргнул бледно-алыми глазами.

Писатель посмотрел на него, еще раз радужно улыбнулся и тоже достал из переднего кармана тканевого рюкзачка помятую сигарету. На ее фильтре вырисовывалась надпись: «Ява».

– А я иду писать заключительную главу своей новой книги. Вот купил банку кофе и новую пасту.

– Новую пасту? Ты все пишешь вручную? – удивился журналист, утомленно зевнул и устало откинулся назад.