Оля опасливо оглянулась в сторону флигеля и сказала:
— Мальчики! Дайте я с вами поиграю.
— Возьмем? — крикнул Витька и молодцевато поддернул штаны.
— Жиляка она, — Колька глядел в землю и ковырял ногой в траве. — Димка ей зимой ножку подставил, так она пошла жалиться!
Но ребята не поддержали Кольку, и Витька подал команду:
— Становись!
— Только я не хочу в город, там Димка, а он такой драчун! — Оля дернула плечом.
— Давай сюда! — опять крикнул Витька.
Оля показала Димке язык и помчалась в поле. Игра началась.
Видно, не зря был у этой девчонки ладный резиновый мяч. Филька крепко ударил по нему, а она ловко взяла его с лету. Город был продан при первом ударе, и Димка повел своих игроков в поле.
Витька дал пробить девчонке, и она хорошо навесила мяч. Черный резиновый шарик ткнулся в Колькин затылок и отлетел к Димке. Ему и пришлось салить бегунью. И он, почти не целясь, запустил мяч, как из пращи.
— Есть! — крикнул Колька: он видел, как вздрогнула Оля.
Но мяч откатился далеко, и Витька сказал добродушно:
— Мазила!
— Мимо! Чего там говорить! — Сила взялся за лапту.
— Ой! — завизжала Оля. Она прикрыла ладонью левое ухо, недобро взглянула на Димку и тряхнула головой.
И все увидели, как стало багроветь, пухнуть и отдавать синевой ее ухо.
— Она почакана, что я говорил!.. Право слово! — подбежал к городу Колька.
Но его никто не слушал. Витька сорвал лист подорожника и приложил к Олиному уху. Сила подал комок сырой земли. Девочка — удивленная и испуганная, совсем чужая среди босоногих игроков — села на траву и заревела.
Тут-то и навернулся барин.
— Ай-ай-ай! — он наклонился над Олей. — И зачем ты вышла к этим гадким мальчишкам?.. И кто это газбил ей ухо? — грозно спросил он.
Ребята переминались с ноги на ногу и молчали.
— Это он, он! — девочка показала пальцем на Димку.
— Ну, я! — набычился Димка. — Она нарывалась, а я кинул в нее мячом.
Барин шагнул к нему, прищурился и больно схватил за левое ухо тонкими сильными пальцами: с вывертом, как чужой, недобрый человек. И вытер пальцы духовитым носовым платком.
— За что, Вадим Николаич? Ненароком же вышло. Игра ведь! — с обидой сказал Витька и прикрыл Димку спиной.
— Я тебе покажу иггу, шельмец!
Барин сунул в карман мяч, подхватил плачущую Олю и понес ее во флигель.
— Ну погоди, Вадя-дурачок, мы с тобой посчитаемся! — прошептал Витька и сжал кулаки.
А Димка плакал на его груди, зажимая рукой горевшее ухо.
И в этот весенний день впервые он затаил обиду на барина.
ОШЕЙНИК ИЗ КАРТОФЕЛЬНОЙ БОТВЫ
Ухо болело два дня. И когда Димка бегал, то поддерживал его рукой: стало оно тяжелое, как живая речная ракушка, и словно хотело отпасть.
А потом дело пошло на поправку. Но обида не проходила: ни дать ни взять — завелся сверчок в голове. И только забудет Димка про него, а он — ножкой об крылышко: «Ва-дя-ду-ра-чок! Ва-дя-ду-ра-чок!»
Да и дома подогревали Димку, особенно дядя Иван.
— Ну и мерзавец этот Булгаков! Здоровый чертила, а в ребячьи дела полез.
Он усаживал Димку к себе на колено — жилистое и длинное — и прикладывал к его уху влажный холодный бинт со свинцовой примочкой. По телу пробегал озноб, и почему-то хотелось смеяться.
— Дай волю Булгакову, так он и свою маменьку заткнет за пояс! А уж на что крутая старуха: деда Семена в лоск отделала за четыре бревна!.. Ну, резвись, друг сердечный, таракан запечный! Только в другой раз барину ухо не подставляй: лучше ему пятки показывай!..
В барском лесу ребята приловчились тайком драть лыко. На молодых лозинках делали ножом надрез у второго сучка и снимали горьковатую липкую кожу до самой земли. Лавочник Олимпий Саввич платил по пятаку за пуд сырого лыка. И ребята в полдень, когда работники за артельным столом набивали брюхо хлебным квасом, кислыми щами и пшенной кашей, а барин небось пил кофей и заедал его персиком, забегали с товаром в лавку. А Димка с Колькой воровато пробирались к дому и сдавали припас деду Лукьяну. Он все дни плел лапти и обещал выдать к покрову по гривеннику — на ярмарку, которую хотел открыть барин перед своим новым домом за Лазинкой.
Как-то Витька собрал «разбойников» на берегу Омжеренки, против барского огорода, что разбивал для генеральши черноусый агроном Кидалов.
— Навернулось дельце! — Витька решительно поддернул штаны. — Огородники сейчас пойдут щи хлебать, а мы сделаем налет на редиску.
— А что это? — спросил Филька.
— В земле растет, как редька. Рубаха красная, а в середине бело, как сахар. Скусная, и на зубах: хруп-хруп-хруп! Надысь я ухватил три штуки, а съел бы полную пазуху. Барин ест, ну и нам надо спробовать.
Ребята зашлись слюной.
— У меня и подкоп сделан. — Глаза у Витьки заблестели. — Прямо из крапивы. Кусается, чертяка, зато ползешь, как мышь, никому не видно. И бежать сподручно — прямо в лес.
Огородники оставили в сторожке древнего старика и пошли по шатким лавам в барскую усадьбу, где только что прозвенел колокол на обед. Они что-то несли. И Димке показалось, что в руках у них ветки с крупной малиной.