- Гражданин хорунжий, у их ракет точно такой же цвет, как и у наших.
- Ну и что из этого?
- Не могут же немцы стрелять нашими ракетами?!
- Почему ты решил, что это наши ракеты?
- Потому что, гражданин хорунжий, у немецких белых ракет красноватое пламя, как у спичек, а наши горят, как бенгальские огни.
- Не понимаю...
Видя, что договориться с ним невозможно, я громко кричу:
- Ребята, не стреляйте, это наши!
Словно из-под земли передо мной вырастает высокая фигура хорунжего Скрентковича:
- Это что еще за наши? С чего вы взяли?
Высказываю ему свою догадку. Бойцы, лежащие около пас, перестают стрелять. Офицеры тоже начинают сомневаться.
- Прекратить огонь! Не стрелять! - звучат команды.
Стрельба понемногу утихает. В расположении противника происходит какое-то замешательство, и кто-то четко командует по-русски:
- Прекратить огонь!
Из-за камня поднимается хорунжий Смирницкий и, сложив ладони трубочкой, кричит:
- Эй, кто вы?!
Почему-то долго никто не отвечает, и наконец с той стороны доносится:
- А вы кто?
Наши офицеры на минуту задумываются, и вот нервную тишину прерывает зычный голос хорунжего Смирницкого:
- Войско Польское!
Теперь, по-видимому, задумался "противник", так как ночную тьму снова озаряет яркий свет ракет и до наших ушей долетает:
- Какой фронт?
- Первый Белорусский! - громко отвечает командир пятой роты.
- А мы - второй Белорусский! - И чтобы окончательно убедиться, что мы не немцы, задают нам очередной вопрос: - Кто командует вашим фронтом?
- Маршал Жуков! - отвечаем мы.
- Ура-а-а!..- гремит по окрестностям, а небо вновь озаряют множество осветительных ракет, похожих на бенгальские огни.
- Пойдем, Збышек, встречать союзников! - по-русски обращается Смирницкий к Скрентковичу.
Отряхивая на ходу снег с шинелей, офицеры спешат на ничейную землю. С противоположной стороны навстречу им идет группа людей. Расстояние между ними быстро сокращается. Уже отчетливо слышна русская речь.
- Почему вы начали стрелять?..- спрашивает хорунжий Смирницкий.
- А вы зачем открыли ответный огонь? - перебивает его кто-то из русских, и мы заключаем друг друга в крепкие объятия.
Возгласы "Ура!" катятся по заснеженным полям, советские и польские бойцы подбегают друг к другу, целуются и радуются, что ошибка не привела к жертвам.
Появившиеся старшие офицеры обеих союзнических армий решили отметить эту встречу. Разбившись на небольшие группы, мы направляемся в близлежащую деревню, где остановилась советская танковая часть. Вместе с новыми фронтовыми друзьями заходим в просторную теплую избу. Хозяева встречают нас с радостным удивлением, а женщина-старшина, которая задает тон у советских бойцов, коротко командует подчиненным:
- Поджарить мясо и принести из танка аккордеон и спирт.
Усталые и замерзшие, с удовольствием усаживаемся на солому, которой устлан пол, снимаем сапоги, сушим портянки. Аромат соломы смешивается с запахами жареного лука и мяса. Хозяин режет хлеб, а его жена расставляет на столе тарелки и стаканы. Советский танкист приносит канистру и аккордеон, и женщина-старшина приглашает всех к столу. Сержант Багиньский и рядовой Кубик потирают руки в предвкушении хорошего ужина. Капрал Олейник вытаскивает из-за голенища ложку, аккуратно завернутую в белую тряпочку. На столе появляется блюдо дымящегося мяса.
- Наливай,- приказывает женщина-старшина водителю, поднимает свой стакан и предлагает тост: - За победу над гитлеровской Германией! За дружбу между советскими и польскими солдатами!
- За победу! - вторит ей Бенецкий.- За дружбу!
Я пытаюсь поднести стакан к губам, но чувствую резкий запах бензина. Раздумываю, как не пить этой гадости и в то же время не обидеть советских друзей. Неожиданно из затруднительного положения меня выручает младший сержант Советской Армии, с орденом Красной Звезды на груди.
- Что, запах не нравится? Не было другой посуды, вот и налили в канистру из-под бензина,- посмеивается он.
- Да нет, я вообще не пью, ведь мне всего шестнадцать...
- Тогда поставь стакан, сынок, и ешь.
Накладываю на тарелку мясо и смотрю, как хозяин дома морщась цедит спирт. Некоторые уже успели выпить и теперь с наслаждением нюхают хлеб. Спустя минуту лица участников пиршества расплываются в довольной улыбке, а в глазах появляется задорный блеск. Гармонист запевает "Землянку", а мы дружно подпеваем ему. Водитель танка агитирует допить содержимое канистры. Багиньский и Кубик подставляют свои стаканы и залпом осушают их. Затем неугомонный болтун Кубик обращается к хозяину дома:
- А далеко ли отсюда до Берлина?
- Не знаю. Я никогда там не был,- отвечает крестьянин.
Часть наших бойцов уже поели и укладываются спать. У меня тоже слипаются глаза. Слышу, как оставшиеся за столом говорят о немцах, о предстоящих боях. Кто-то ссорится из-за места возле печки, но я уже не могу открыть глаз.