Юность, опаленная войной

Кое-как вдвоем мы управились со спальным мешком, поговорили немного о том о сем, и боец возвратился к печке. Ворочаюсь до тех пор, пока мне не удается согреться и принять подходящую для сна позу. Из шкафа доносится ровный, здоровый храп Олейника. Уже в полудреме вижу бледное лицо Кровицкого на снегу и крепко засыпаю, а просыпаюсь от неистового грохота орудий. За окном яростно строчат пулеметы и автоматы, в комнате стоит невообразимый шум и гам. Их заглушает зычный голос сержанта Анджея Гжещака:

- Сюда прорвались две роты немецких автоматчиков с танками! По окопам!

Бойцов словно ветром сдуло. Я пытаюсь вылезти из спального мешка безуспешно, и, вконец отчаявшись, кричу как оглашенный:

- Помогите!

"Трах!" - с грохотом падает что-то на пол. Впечатление такое, что в стену попал снаряд из танковой пушки.

- Помогите!!! - слышу рядом чей-то вопль.- Помогите выбраться из этого проклятого шкафа!

- Послушай, не ори так: я сам лежу связанный па столе в спальном мешке. И тоже нуждаюсь в помощи.

- Чертов шкаф! Надо же было ему упасть дверцами вниз,- чуть не плачет Олейник.

"Не хватало только немцев, чтобы они взяли нас голыми руками, как баранов..." - со злобой думаю я.

- Ну и влипли! - доносится из шкафа.

Пулеметная и автоматная стрельба не умолкает ни на минуту. У меня мурашки бегают по спине при мысли, что может с нами произойти, если сюда ворвутся немцы.

В прихожей слышатся чьи-то голоса. Кто-то с усилием открывает дверь и тяжело пыхтит. Я закрываю глаза и прикидываюсь на всякий случай убитым.

- Ой, больно, гражданин капрал...

- Наши!!! - радостно восклицаю я.- Друг, развяжи,- прошу бойца с санитарной сумкой.

- Сейчас, сейчас, только уложу раненого,-торопится самый приятный из "катафалыциков", которых я когда-либо встречал на войне.

Меня уже развязали. Вылезаю из спального мешка и зарекаюсь когда-либо пользоваться этой дрянью. Вдвоем помогаем выбраться из шкафа Олейнику.

- Наконец-то я на свободе,- улыбается Стефан в рыжие усы.- Бежим на улицу,- торопит он. Видя, как я вожусь с мокрыми сапогами, советует: - Надевай на босу ногу! Слышишь, стреляют. Скорее!

Запихиваю портянки в карман, хватаю пулемет и вслед за Олейником выбегаю из дома. В окопах полно наших бойцов. Из глубины леса доносится ожесточенная стрельба. По дороге к реке бегут автоматчики. На мосту стоит майор Коропов и пытается их задержать.

- Танки! Танки! - истошно вопит один из бойцов.

К нему подбегает хорунжий Збигнев Скренткович, хватает за шиворот и с вызывающим дрожь спокойствием спрашивает:

- Где ты, черт побери, увидел танки? Покажи! Видишь, фаустпатроны? Бери и жди, когда они подойдут. И не смей отступать.

- А действительно, где же они?- растерянно озирается по сторонам солдат. Потом наклоняется, берет один из фаустпатронов и занимает позицию в окопе.

Подбегаю к пулеметчикам Багипьского. Станислав сидит на каком-то пне и спокойно потягивает из трофейной фляжки.

- Для храбрости? - спрашиваю я.

- Чтобы другим не досталось. Ждем, если фрицы сюда полезут - встретим их как надо... Хочешь расположиться рядом с нами? - предлагает командир ротных пулеметов.

Устанавливаю свой пулемет у поваленной сосны и не спускаю глаз с окутанного туманом шоссе, по которому ночью проехала автомашина. Оттуда еще доносятся голоса наших бойцов. Стрельба понемногу стихает. Танков пока не видно и не слышно, лишь изредка грохочут орудия, и снаряды, едва не задевая верхушки сосен, разрываются вдали за рекой.

- Не так быстро, я уже больше не могу,- доносится с шоссе чей-то голос.

Смотрю в ту сторону, и только спустя некоторое время из тумана появляются четверо наших бойцов. Они несут убитого хорунжего Эугениуша Петрусевича из роты автоматчиков.

- Кто-нибудь еще из наших там остался? - спрашивает Багиньский.

- Думаю, что нет,- отвечает Юзеф Богуславский.

Стрельба прекращается. Устраиваемся поудобнее и продолжаем внимательно наблюдать за шоссе. Поворачиваю голову направо и вижу спокойное лицо ефрейтора Антони Бучиньского, склонившегося над "максимом", налево застыл у пулемета в ожидании танков сержант Багиньский. А между ними торчат из окопа головы бойцов с автоматами.

Притаившись, ждем появления противника. Время тянется невообразимо медленно. Одежда от мокрого снега становится совсем влажной. Багиньский поднимает руку: внимание! Я сверлю глазами белую стену тумана и поначалу ничего подозрительного не замечаю, но вот из густой пелены тумана вынырнула какая-то темная фигура. Спустя мгновение она приобретает облик вооруженного гитлеровца. За первым фашистом появляется второй, третий... Идут шеренгой по придорожному рву.

- Огонь! - кричит командир пулеметного взвода.

Нажимаю на гашетку и слышу, как захлебывается в ярости мой пулемет, как ровно стучат "максимы" Багиньского и Бучиньского, как трещат автоматы. Вот один немец рухнул на колени и выпустил из рук винтовку, за ним падают другие.

- Назад! Назад! - вопит кто-то невидимый в тумане.

Мы устремляемся вперед, туда, откуда доносится голос, призывающий немцев к отступлению.