Юность, опаленная войной

— Это было уже в одиннадцатом часу ночи. В нашем доме все уже спали. Вдруг слышим сильный стук в дверь и немецкую речь. Дверь открыла мама. В дом ворвались солдаты. «Комм, комм!» — кричали они. — Со слезами на глазах вспоминала старшая дочь Виктора Ивановича Лошицкого — Зинаида Викторовна. — Мне тогда шел четырнадцатый год. А у отца с матерью нас было трое, я — самая старшая. В то время мы, дети, лежали на печке и все слышали и видели. Когда гитлеровцы повели из дома родителей, мамочка успела крикнуть нам: «Прощайте, доченьки!» В доме мы остались одни. Всю ночь мы проплакали.

Группа гитлеровцев из минского СД ворвалась в дом Ефима Артемовича Ильченко. Увидев здесь бывшего тяжелораненого старшину Красной Армии Тимофея Андреевича Максимова, один из них спросил:

— Ви — Тимофей?

— Никс Тимофей! Меня зовут Николаем, Николаем Яишко, — уверенно ответил старшина Максимов. И в подтверждение предъявил паспорт. — А Тимофей живет на противоположном краю деревни. Там, там! — взмахом руки показал нужное направление.

— Здесь никакого Тимофея нет, — подтвердил хозяин дома Ефим Артемович Ильченко. — Здесь живут только одни православные! — и в подтверждение сказанного быстро обнажил свою грудь, на которой еще от матросской службы в первую империалистическую войну остался вытатуированный большой крест.

— Гут! — произнес старший группы гитлеровцев, возвращая Максимову паспорт. Но и после ухода гитлеровцев этой семье пришлось пережить очень много. Дело в том, что на противоположном краю деревни Тарасово никогда никакой Тимофей не проживал. Следовательно, при обнаружении обмана жизнью могла поплатиться вся семья.

Когда за оккупантами захлопнулась дверь и гитлеровцы спустились с крыльца, дочь Ефима Артемовича Женя бросилась к окну. На дороге она увидела идущих под конвоем Ф. Ф. Кургаева, Ю. Мамедова и еще троих советских воинов. С улицы то и дело доносились автоматные очереди и обрывки немецких команд.

В эту ночь многие тарасовцы видели, как по деревне в сторону Раковского шоссе проконвоировали Лошицких, Бортников, Жарковских. Были арестованы и некоторые выздоровевшие красноармейцы, проживающие в деревне Тарасово: П. И. Холод, И. Куцкий, Г. Бойко, В. П. Киселев. К шести часам утра гитлеровцы всех схваченных подпольщиков согнали в неглубокую лощину, прилегавшую к юго-западной окраине деревни Тарасово.

Было начало седьмого. Рождался новый день, увидеть который патриотам было уже не суждено. В лощине, точно на учебном стрельбище, один за другим раздавались зловещие выстрелы. Это каратели из минской СД одного за другим расстреливали патриотов.

— Из тарасовской лощины ветер доносил в деревню последние слова патриотов: «Да здравствует Родина!», «Смерть извергам!». Доносилось пение «Интернационала». Потом все смолкло, все погрузилось в мертвую тишину, — через тридцать лет после войны вспоминал Ефим Артемович Ильченко, дом которого стоял на юго-западной окраине деревни, около тарасовской лощины.

Когда настал рассвет, Женя, накинув платок, побежала к лощине в надежде хоть кого-нибудь застать в живых. От увиденного она едва не лишилась чувств: у деревянного моста лежали истерзанные и расстрелянные врач Филипп Федорович Кургаев, председатель тарасовского колхоза «Красный пахарь» Виктор Иванович Лошицкий, учитель Павел Моисеевич Бортник, Анна Дмитриевна Лошицкая, Степанида Ивановна Бортник, семья Жарковских — мать, сын, невестка и бойцы Красной Армии.

В стороне, в метрах ста, уткнувшись в землю, лежал Мамед Юсуфов.

Вскоре в лощине собралась вся деревня. Прибежали сюда и дети учителя Бортника, Жарковских, Лошицкого. Такого горя деревня еще не знала и не видела никогда. Когда жители деревни стали переносить убитых из лощины в деревню, один из расстрелянных застонал. Им оказался красноармеец, по национальности узбек. Он-то и рассказал жителям все подробности допроса и расстрела патриотов.

— Все героически приняли смерть, — рассказывал единственный свидетель. — Когда очередь дошла до Юсуфова, произошло непредвиденное. У него оказались свободными руки. «Получай, гад!» — крикнул Мамед и изо всех сил ударил подошедшего к нему палача. Тот пошатнулся, как куль, свалился на землю. Воспользовавшись замешательством, Мамед бросился бежать. Казалось, еще мгновение — и он скроется в тарасовском лесу. Но уйти смельчаку не удалось…

А перед расстрелом врач Кургаев успел плюнуть карателю в лицо и крикнуть: «Да здравствует Советская Родина!»

К вечеру 3 апреля местные жители всех казненных патриотов перевезли на кладбище и похоронили. Военного врача Ф. Ф. Кургаева и бывших тяжелораненых воинов Красной Армии похоронили вместе, в одной братской могиле.

* * *

В ходе поиска и сбора материалов о действиях Тарасово-Ратомской подпольной патриотической группы автору этих строк посчастливилось встретиться с Беллой Мятеж (по мужу Ядловская), которая поведала о дальнейшей судьбе Василия Ильинского, того самого, который при появлении гитлеровцев в колхозной канцелярии в ночь со 2 на 3 апреля сумел выпрыгнуть в окно.