Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям

А после ужина, когда мы с трудом перенесли в библиотеку наши разомлевшие тела, Остап признал, что ну никак не ожидал от меня такого выбора. Разве может сравниться утонченная польская красавица Инга Зайонц с этой исконно русской клушей.

Я, конечно, хотел ему припомнить недавнюю проводницу, но благоразумно сдержался и для того, чтобы побыстрей сменить щекотливую тему, предложил сыграть партейку в шахматы.

Бендер, ни капли не смущаясь, заявил:

- Остен-Бакен, я ведь так и не удосужился овладеть этой игрой царей и богов.

- Научиться никогда не поздно, - сказал я, торопливо расставляя фигуры. - Запомни: главное в шахматах, как учит опыт Капабланки, Ласкера и доктора Григорьева, - это плодотворная дебютная идея! Вот в чем, например, сила простого, но эффективного хода: Е2-Е4?

- Только попрошу без матов, - сказал Остап, азартно потирая руки. - Которая здесь королева?

Я смущенно ткнул дрогнувшим пальцем в черного, на своей половине, ферзя...

Но недотянув до эндшпиля, Бендер начал откровенно зевать (рот-фигура, рот-фигура), да и мне после разлуки не терпелось залезть под стеганое пуховое одеяло и, прижавшись к горячему, мерно вздымающемуся боку, дремать рядом с умаявшейся за день супругой.

- Остен-Бакен, а дети-то у тебя наличествуют? - спросил вдруг Бендер и, поднявшись с кресла, продефилировал к дивану, над которым на узкой полке красовалась известная ему с младых ногтей семейная реликвия, дедушкина астролябия (пыль с нее я не доверял стирать никому - только сам, и исключительно бархоткой).

- Ты что, оглох? - Остап щелкнул крепким ногтем по градуированной шкале. - Дети наличествуют?

- С этим успеется... А может, разберем защиту Филидора?

- Я бы лучше сделал ход конем и завалился бы на боковую, вот на этом роскошном диване, под милой моему чувствительному сердцу астролябией.

- Сейчас постелю...

Глава 22

КОВАРСТВО И АСТРОЛЯБИЯ

"И враг бежит, бежит,

бежит!"

О.Б.

Через три дня, в злополучный понедельник, меня срочно вызвали в Старгород, на недельное совещание "по внедрению коммунистического зерна в природное лоно - источник будущего изобилия трудящихся и членов их семей".

Феоктистыч заложил транспортное средство, и мы, провожаемые взгрустнувшей моей супругой и, как всегда, неунывающим Бендером, отправились в совместную командировку - кучеру-лаборанту предстояло в кратчайшие сроки освоить революционный метод борьбы с хлебным жуком-кузькой, кулацким прихвостнем, наследием тяжелого прошлого.

В Старгороде я остановился, как обычно, в "Сорбонне", в пятирублевом номере.

Но тут к вечеру выяснилось, что совещание по "коммунистическому зерну" в срочном порядке перенесено на сентябрь, в связи с ожидаемым пуском трамвая.

Феоктистычу повезло больше - после десятиминутной лекции, из которой он понял только два слова: "пособник" и "вредитель", ему под расписку выдали диковинный прибор по ловле жуков-кузек. Более всего означенный прибор напоминал гильотину времен "Парижской коммуны". В прилагаемой инструкции, кою я проштудировал на десять рядов, очень просто и доходчиво объяснялась последовательность процесса изничтожения врага, по вине которого возник охвативший большую часть России голод, выгодный прежде всего недобитой "контре" и "чуждым" элементам. Процесс изничтожения рекомендовалась начать с организации общего собрания. И, взяв на вооружение цитаты марксизма-ленинизма и духовой оркестр, немедля приступать к коллективному вылову врага с помощью имеющихся подручных средств. Далее настойчиво (жирным курсивом) предлагалось здесь же, на поле, выбрав в ревтрибунал самых сознательных и добросовестных ловцов с наметанным на "кузьку" глазом, организовать показательную казнь с предварительным отрыванием усиков и шести членистых ног и разрубанием мерзкого жесткокрылого крестообразным инерционным лезвием на четыре равные части и рассеиванием их в назидание затаившимся невыявленным врагам на Север, Юг, Запад и Восток.

Вдохновленные на борьбу с "кузьками", мы тотчас же, несмотря на приближение ночи, отправились домой.

На обратном, героическом, раскисшем пути, длившемся до рассветного луча, мы в очередной луже потеряли диковинный прибор.

Три часа кряду Феоктистыч, проклиная "кузьку", его братьев, сестер, племянниц и племянников, дядьев и сватов, ГПУ и "пособников" с "вредителями", искал карающую гильотину.

Я помогал ему, поджигая пучки сена.

Как же он был счастлив, найдя наконец пропажу.

Исполнив на два сиплых голоса "Интернационал", не пропуская ни куплета, но изрядно фальшивя (кучер-лаборант безосновательно опасался моего доноса, я же считал, что маслом каши не испортишь), мы тронулись.

Я, бодро маршируя рядом с телегой под сверхубедительное феоктистычево мычание "Варшавянки", превкушал, как за утренним чаем, прежде чем отправиться почивать, поведаю изумленному Остапу о злоключениях кузькоозабоченного кучера-лаборанта...

Устряпанный грязью, с промоченными ногами, с нарождающимся насморком и кашлем, я едва добрался до крыльца.