Юность Пикассо в Париже

Испанец посмотрел на ее прекрасное бесстрастное лицо, начиная уже понимать, что имел в виду дон Луис, говоря, что «чувствует беду». А Анна, чуть подобрав юбку, пошла впереди, рядом с Карлосом.

Приблизившись к Лувру, молодые люди были поражены размерами этого колоссального здания, построенного в стиле французского Возрождения. Сооружение разрасталось по мере роста королевских коллекций. Во время царствования Генриха IV была завершена Большая галерея, а в 1624 году Людовик XIII принял план Жака Лемерсье по расширению Лувра.

В 1667 году Клод Перро спроектировал величественный восточный фасад, а коллекция в течение всего XVII столетия продолжала увеличиваться. Значительным добавлением к ней в тот период явились великие шедевры голландских и фламандских художников.

К 1725 году Французская академия живописи и скульптуры сделала большую художественную выставку в луврском Салоне Каре, а школа, расположенная там, стала устраивать ежегодные салоны.

Хайме купил входные билеты и повел всех к коллекции живописи Ренессанса. В большой, похожей на пещеру зале стояла маленькая группа людей, которым экскурсовод рассказывал о работах разных художников.

Проходя по огромным залам, увешанным большими, в золоченых рамах, картинами XV века, Пабло и Карлос благоговейно рассматривали полотна, о которых прежде слышали и читали.

Потом Хайме направился в другое крыло и повел за собой возбужденно обсуждавших что-то Пабло и Карлоса: их голоса гулко раздавались в длинных просторных залах.

– В этом крыле выставлены испанские мастера. Говорят, это одна из лучших в мире коллекций испанской живописи.

Друзья вошли в ярко освещенный зал, где оказались в окружении огромных холстов.

– Веласкес… Гойя… Гонсалес… – называл Пабло знакомые имена. – Веласкес – вот истинный мастер!

Он оглянулся на внимательно слушавших его спутников.

– Диего Родригес де Сильва-и-Веласкес был, возможно, величайшим живописцем из всех, когда-либо живших на свете. Он создал столько шедевров, сколько не написал ни один другой мастер за всю историю искусства. Веласкес был одним из благороднейших и уважаемых испанских художников и единственным истинным реалистом. Ни один живописец не превзошел его в умении ухватить сущность и характер натуры и запечатлеть их на холсте несколькими широкими, уверенными мазками. Кажется, его мужчины и женщины дышат, – говорил Пабло, – а его лошади полны сил и жизни. Он был живописцем из живописцев. Он повлиял на Франсиско Гойю, на Камиля Коро, Гюстава Курбе и Эдуарда Мане… Все великие живописцы были его учениками.

На Хайме произвело сильное впечатление то, как глубоко Пабло понимает творчество Веласкеса.

– Вижу, вы знаете своих соотечественников, – похвалил он Пабло.

– Работы Веласкеса – это лучшее из всего, что я когда-либо видел. Вершина величия!

Пабло весь так и сиял.

– Но есть один художник, которого я здесь не нахожу, – заметил Карлос, оглядывая зал.

– Кого же это? – спросил Хайме.

– Эль Греко…

– Эль Греко? Что это еще за имя? – спросила Анна, явно без особого интереса.

– Это был греческий живописец, который приехал в Толедо в 1577 году, – объяснил Карлос. – Его настоящее имя – Доменикос Теотокопулос.

– Эль Греко хороню известен в Малаге, – добавил Пабло. – На самом деле он был одним из первых импрессионистов, это заметно по характеру мазка.

– Эль Греко родился на Крите в 1541 году, – продолжал Карлос. – Это имя означает «грек» и указывает на его происхождение. Мало что известно о ранних годах его жизни и об учебе, но по его поздним работам видно, что на него оказал влияние поздневизантийский стиль того времени. Около 1566 года он ездил в Венецию и там учился у великих мастеров Ренессанса – Тициана и Тинторетто.

– О Господи, откуда только вы все это знаете? – удивленно воскликнула Анна.

– Я знаю еще больше, – засмеялся Карлос, старясь не упустить случай похвастаться.

– Ну, говорите же, – взяв тон капризницы, кокетничала Анна.

– Вам понравился мой ученый доклад?

– Это было блестяще, но пока что достаточно. Вполне достаточно, – ответила Анна.

Пабло покачал головой и обратился к Хайме:

– Быть может, вашим импрессионистам Эль Греко знаком, но они не желают его признавать?

– Возможно, вы правы. А разве нет иронии в том, что такой город, как наш, почиет на лаврах импрессионизма?

– Я слышал, что импрессионизм получил здесь признание только в девяностых годах.

– Так поздно? – удивился Карлос.

– Думаю, кое-кому это течение очень мешало, – ответил Хайме. – Есть могущественные силы, которые боятся новых идей.

Анна пожала плечами.

– Я слышала, есть мнение, будто импрессионисты разрушили традиционную маньеристскую живопись.

Карлос разочарованно опустил голову.

– А чего еще можно ожидать от коварных критиков и от ханжей, которые правят искусством?