Поначалу Зинаида Матвеевна хотела собрать молодежь – то есть всю Аврорину и Юрашкину родню до тридцати пяти лет, но, когда приплюсовала к грядущему банкету свой уход на пенсию, разошлась не на шутку, сняв какое бы то ни было возрастное ограничение гостей. Она позвала всех, кого можно было позвать, и даже тех, кого звать бы не следовало. Некоторые бесцеремонно напросились. Уж кого-кого, а бывшего мужа с его умалишенной женой она никак не собиралась приглашать, но те взяли и навязались сами.
– А почему это мы с Галюнчиком не можем прийти?! – возмущался Гаврилов на том конце телефонного провода. Он нервно плевался, механически отстукивая по столу костяшками пальцев. – Юрка и мой зять! Почему это я должен такое событие пропускать?! – попер он на бывшую жену, и той ничего не оставалось, как пригласить ненавистного Владимира Ивановича вместе с его сумасшедшей супругой.
Количество гостей зашкаливало за пятнадцать человек – было бы глупо собирать их всех в собственной квартире или дома у Метелкиных. Зинаида Матвеевна уж не рада была, что вообще все это затеяла. Она каждый вечер перед сном пересчитывала, кто придет на их «скромный» праздник в кругу семьи, и ужасалась все больше и больше, не понимая – или семейный круг у них такой многочисленный, или большое число людей хочет воспользоваться ее сердечной добротой, прийти и пожрать на халяву.
– Что ж это такое получается? – бормотала в полнейшей растерянности Гаврилова и за две недели до празднества решилась все-таки сесть за стол и «перещелкать» на счетах (вспомнив былые времена) всех приглашенных. – Я – это раз! – И Зинаида Матвеевна профессионально запульнула костяшку с правой стороны в левую. – Геня – это два, Ирка Стеклова, его девица, – три, Аврорка – четыре, Юрашка – пять, его семья... Бат-тюшки! – ужаснулась она, метнув влево сразу три кости и решила посчитать всех родственников и знакомых Метелкина, которые изъявили желание отметить его возвращение из рядов Советской армии. А именно его троюродную сестру Таню со своим парнем, армейского друга Федора с женой Кирой, и, кажется, все. А наших-то, наших сколько!
Да, большинство приглашенных было именно со стороны самой Зинаиды Матвеевны. Право же, ну не могла ведь она обойти своих братьев и сестер – Василия Матвеевича с тихой, кроткой женой его Полиной... Если позвать Василия, то как не пригласить Павла Матвеевича, несправедливо отсидевшего в лагерях восемнадцать лет? А семья у него большая! Ирина Карловна – верная супруга, которая сумела пережить эти страшные восемнадцать лет и дождаться мужа. Поистине героическая женщина! Ну как их не пригласить?! Грех, да и только. Их дочь опять же, Виолетта Павловна, тридцати семи лет, что работает в ДЭЗе диспетчером, – всеми уважаемый человек! Не может же она прийти одна! Без своего любимого мужа – Андрея Михайловича Дробышева, автомеханика с золотыми руками! Эти наверняка прихватят с собой пятнадцатилетнюю дочь Людочку – куда они без нее!
– Нет, Павла с семьей просто невозможно обойти стороной, – пробормотала Зинаида Матвеевна себе под нос и добавила мечтательно, обращаясь к деревянным счетам: – И потом, у них дача под Москвой! Как хорошо поехать туда летом с Ариночкой отдохнуть!
И тут она вдруг вспомнила о Милочке – своей несчастной тридцатилетней племяннице, художнице – дочери покойной старшей сестры Антонины. Миленок до сих пор никак не могла выйти замуж, все рисовала агитплакаты для столичных фабрик и заводов.
– Это мой долг! – патетично воскликнула Гаврилова, легонько ударив кулаком по пышной, необъятной груди. – Долг тетки позвонить ей и настоятельно попросить прийти! И Любахе тоже надо бы позвонить! Ой! – И она схватилась за голову от отчаяния и безысходности. Ведь если придет ее вторая племянница, Любаха, то с ней, несомненно, увяжется Иван Матвеевич – младший брат Гавриловой, жизнь которого омрачена жуткой трагедией: в самом начале войны он был случайно подстрелен своим товарищем и комиссован по тяжести ранения. И все бы ничего – мало ли что может быть на месте театра военных действий?! Но весь ужас был в том, что Иван Матвеевич втемяшил себе в голову, что именно он, и никто иной, должен был сорвать с рейхстага поганое фашистское знамя. Однако судьба-злодейка распорядилась иначе. Это не давало брату Зинаиды Матвеевны покоя и по сей день – стоило ему только пропустить рюмашку-другую, как он начинал то плакать, то смеяться, с неподдельной злостью выкрикивая в промежутках:
– Я всю войну прошел! А до Берлина не дошел! Почему? Почему не я сорвал с рейхстага поганое фашистское знамя? Я вас спрашиваю!