– Пора ехать, дорогая, – сказала Аделайн, успокоившись словно по щелчку. Затем она подошла к мистеру Брину, и медленным шагом они направились к своей машине.
Арджи и Рэми стояли в стороне, не зная, как помочь Элеттре. Оба были растерянны и напуганы, как заблудившиеся в лесу дети.
– Мне так жаль… – вновь сказала Элеттра, придя в себя и глядя на могилу отца, – что я не убила тебя собственными руками.
Виновата ли Аврора Кинг в том, что не разглядела вовремя в своем муже повадки психически нездорового человека? Как можно было не заметить шероховатостей в его поведении? Неужели Бронсон до появления на свет дочери вел себя адекватно? Или Аврора понимала, что замужем за больным человеком, но любовь к нему не позволяла ей и помыслить о том, чтобы оставить его?.. Может, она считала своим долгом быть с Бронсоном, помогать ему становиться лучше и верила в то, что их история будет иметь счастливый финал, как в доброй сказке? Это все равно что приласкать скорпиона и надеяться, что он забудет о предназначении своего жала.
Элеттра никогда не узнает ответов на эти мучившие ее вопросы.
Она покинула траурное застолье, поднялась к себе в комнату, подошла к фортепиано. Малознакомое чувство одолевало ее душу. Внутри больше не болело, не ныло. От нарыва и следа не осталось. Но было еще что-то. Что-то странное, необъяснимое.
Элеттра села за инструмент, открыла крышку, положила пальцы на клавиши и приготовилась к тому, что должно было произойти. Сердце непременно забьется в бешеном ритме, ладони станут влажными. Дрожь сначала завладеет пальцами, затем распространится на всю кисть, а после ей подчинится все тело. Так было всегда.
Но…
В этот раз ничего не произошло. Ее пальцы спокойно лежали на клавишах, не было ни единого предвестника ее патологической тревоги. Как будто в тот день она похоронила не только отца, но и то, что терзало ее все эти долгие, страшные годы.
Элеттра закрыла глаза, достала из глубокого колодца памяти ноты и начала играть Ноктюрн двадцать до диез минор Фридерика Шопена, любимое произведение ее матери.
Глава 48
Стук в дверь. Калли отложила в сторону учебник по химии, подошла к двери, открыла.
– Здравствуй, Калантия, – сказал Бронсон.
Он озарил Калли своей уродливой улыбкой и сделал шаг вперед. Калли не могла издать ни звука – настолько она была ошарашена. Бронсон дотянулся до ее шеи, схватил ее, сдавил так, что Калли вмиг посинела и захрипела. Улыбка его стала еще шире, а глаза, такие страшные, нечеловеческие, смотрели прямо в душу Калли и наслаждались тем, что она медленно и мучительно погибает…
Этот сон снился Калли каждую ночь, с тех пор как она узнала, что Бронсон мертв. Калли резко вскочила с кровати, схватившись за горло. Ее тяжелое, свистящее дыхание могло прервать сон Дианы, поэтому Калли незамедлительно покинула комнату и, расположившись в одном из кресел просторной рекреации, попыталась успокоиться и забыть на время о кошмаре.
Сафира до заказа Калли не рисковала связываться с политикой и чем-то вроде того. Необходимо было продумать детально каждый шаг. Любая мелочь могла ее выдать. Смерть Кинга должна быть неотличима от естественной, поэтому Сафира стала подробно изучать его биографию, и после долгих, нудных поисков его слабых мест выяснила, что в две тысячи первом году Бронсона Кинга госпитализировали с анафилактическим шоком. Позже выяснилось, что у него гиперчувствительность к аллергену f14. Иными словами, у него была аллергия на соевые бобы.
Когда сценарий смерти Кинга был полностью готов, оказалось, что главный герой уехал в Лондон.
Фрай выяснила, какой ресторан чаще всего посещает Бронсон в столице. Им оказался «Риотт». Сафира устроила туда разнорабочим своего человека, который, выполняя свои непосредственные обязанности, должен был внимательно следить за тем, кто переступает порог ресторана. Когда Бронсон приехал на ланч, «помощник» прокрался на кухню и, пользуясь тем, что повара в суматохе, вызванной наплывом гостей, метались из стороны в сторону, стараясь безукоризненно выполнить приказы шефа, добавил несколько капель соевого молока в кофе со сливками, предназначавшийся Кингу. После первого же глотка кофе Бронсон почувствовал першение и зуд в горле. Он стал странно кашлять. Кашель его напоминал собачий лай. Бронсон схватился за горло одной рукой, а второй пытался расстегнуть верхние пуговицы рубашки, но на это уже не хватило сил. Ему казалось, что на него набросили удавку, и с каждой секундой она становится все туже и туже. Он хрипел, стонал, плакал. Посетители и персонал ресторана растерялись, но кто-то все-таки додумался вызвать «Скорую».
Врачи «Скорой помощи» лишь констатировали смерть… Чудовищную смерть, что настигла посиневшего, обмочившегося от страха Бронсона Кинга.
– Смотри. – Элеттра показала Калли свои руки, которые совсем недавно не слушались ее, дрожали безостановочно, без устали, тем самым заставляя Эл чувствовать себя неполноценной. – Я не верю, что это мои руки. Куча таблеток, сеансы психотерапии… медитации – ничего не помогало.