Юность Розы

— Вам бы этого хотелось? — спросил Мэк, серьезно ожидая от нее ответа.

— Нет, я бы желала, чтобы вы выбрали что-то одно. Мне все равно, что именно; но вы должны стать знаменитым в той области, которую изберете. В отношении вас я крайне честолюбива, а потому настаиваю: станьте гением! Мне кажется, что ваша уникальность уже начинает проявляться, и мне любопытно, что из этого выйдет.

Глаза Мэка заблестели от ее слов, но он не успел ответить. Тоненький голосок вмешался в их беседу: «Тетя Роза!» Он обернулся и увидел Дульче, которая сидела в своем гнездышке и, вытаращив глаза, разглядывала его синий костюм.

— Ты не узнаешь своего рыцаря? — он ласково протянул ей руку, потому что девочка сомневалась: друг это или посторонний.

— Это Мэк, — успокоила ребенка Роза, и девочка сразу потянулась к нему и поцеловала, как всегда.

— Я привез ей игрушек, и она получит их сейчас в благодарность за поцелуй. Я не ожидал такого милостивого приема от нашего робкого мышонка, — Мэк был тронут, поскольку знал, как Дульче скупа на ласки.

— Она вас прекрасно помнит. Я всегда ношу с собой альбом с фотографиями. Когда очередь доходит до вашего портрета, она всегда целует его. Я не хочу, чтобы она когда-нибудь забыла своего первого друга, — пояснила Роза, очень довольная своей воспитанницей.

— Первого, но не лучшего, — Мэк доставал из сумки обещанные игрушки и выкладывал их на сено перед зачарованной девочкой.

Это были не книжки с картинками и не сладости, а причудливые семена, нанизанные на длинные ветки, желуди, еловые шишки, блестящие камушки, голубые птичьи перышки, гнездышко из мха с белыми камушками вместо яичек.

— Добрая мать-природа знает, что любят дети, и везде у нее много таких игрушек наготове, нужно лишь научиться их замечать.

Предоставив девочке забавляться своими новыми сокровищами, Мэк принялся дальше рыться в своей сумке. Он выложил оттуда две или три книги. Роза подняла одну из них и открыла в том месте, где была вложена маленькая бумажная закладка.

— Что это, Китс[36]? Я не знала, что вы снисходите до чтения таких современных поэтов, — она передвинула закладку, чтобы дочитать стихотворение на странице.

Мэк взглянул, потом поспешно отнял у нее книгу, вынул оттуда несколько бумажек. С несколько сконфуженным видом он быстро спрятал их в карман и вернул томик обратно:

— Извините, там столько всякой чепухи. О да! Я люблю Китса. А вы знакомы с его творчеством?

— Одно время я много читала его, но как-то дядя застал меня плачущей над поэмой «Изабелла, или Горшок с базиликом». Он посоветовал мне хотя бы какое-то время не читать стихов, чтобы не стать слишком сентиментальной, — ответила Роза, машинально переворачивая листы. В эту минуту новая идея зародилась в ее голове.

— «Канун святой Агнессы» — лучшая повесть о любви, какую я только знаю, — сказал Мэк с жаром.

— Прочтите ее мне. Мне хотелось бы сейчас послушать стихи, а вы, наверное, отлично прочтете, раз так восхищаетесь ими, — Роза подала ему книгу с самым наивным видом.

— Действительно, это одна из его лучших поэм, но она слишком длинна.

— Я прерву вас, если устану слушать. Дульче нам не помешает. Она теперь целый час будет заниматься вашими игрушками.

Польщенный просьбой, Мэк удобно улегся в траве и, облокотившись на руку, начал так читать эту чудесную поэму любви, как будто пропускал сквозь себя каждую строчку. В его лице и голосе отражались тончайшие оттенки смыслов, поэтические описания влекли за собой, и чистая музыка стиха плавно лилась из его уст. Роза читала в глазах двоюродного брата не просто восхищение, когда он иногда взглядывал на нее, чтобы разделить со слушательницей восторг от бессмертных слов поэта.

В ее воображении оживали герои поэмы и их прекрасные чувства, но, слушая, она думала не о Джоне Китсе, а о чудаке Мэке. Она изумлялась той музыке, которую извлекал из книги ее двоюродный брат, будто заставляя неуловимо вибрировать пространство. Из гадкой гусеницы выросла прелестная бабочка — всем на удивление.

Погруженная в эти мысли, она даже не поблагодарила его, когда он закончил. Но внезапно прервала паузу, нагнувшись вперед и заглянув ему в глаза:

— Мэк, вы писали когда-нибудь стихи?

От ее вкрадчивого тона он вздрогнул, как будто упал с небес:

— Никогда.

— А кто тогда написал песню из птичьих трелей, которую пела Фиби?

— А, ну… это был просто пустяк, пока она не положила его на музыку. Фиби обещала мне никому не говорить об этом.

— Она и не говорила, но я подозревала это давно, а теперь убедилась, — Роза была очень довольна, что поймала его.

Сконфуженный Мэк швырнул в сторону бедного Китса и, опершись на оба локтя, закрыл лицо руками, потому что покраснел, как молодая девушка при упоминании о женихе.

— Почему вы так смутились? Разве писать стихи — грех? — Розу ужасно забавляла ситуация.

— Грех называть стихами подобные пустяки.

— Грех врать, что вы никогда их не писали!

— Когда читаешь много стихов, они невольно приходят в голову. Каждый юноша подбирает рифмы, когда бездельничает или влюблен, вы же знаете, — виновато ответил Мэк.