Читаем Юность Жаботинского полностью

Хотя я не помню, – и слава богу, что не помню, – о чем я писал изо дня в день в “Одесские новости”, я уверен, что мои статьи не обнаруживали никакой постоянной политической линии. Учение Лабриолы? Я не отрекся от него в глубине души, но просто не прибегал к нему и не интересовался им. Может быть, только одну идею я подчеркивал и на страницах газет, и в своих выступлениях с трибуны “Литературного клуба” (ибо, несмотря на обиду, я не прекратил посещать его): идею “индивидуализма”… на которой, если бы Творец благословил меня достаточным умом и знанием, я основал бы новую философскую систему и построил свое учение: вначале сотворил Господь индивидуума, каждый индивидуум – царь, равный своему ближнему, ближний твой – в свою очередь – тоже “царь”, и уж лучше пусть личность прегрешит против общества, чем общество против личности, ради блага индивидуумов создано общество, а не наоборот, и грядущий конец истории, пришествие Мессии – это рай индивидуумов, не стесненных законом и границами, и у общества нет иного назначения, кроме как помочь павшему, утешить его, поднять его и дать ему возможность снова вернуться к этой игре борений».

Как вам нравится? Именно тогда, когда девятнадцатилетний Жаботинский ежевечерне встречался в Риме с Антонио Лабриолой, «главным глашатаем марксистской доктрины в Италии», – именно в это время юный Троцкий штудировал марксизм по книге того же Лабриолы в уютной камере одесской тюрьмы, куда вскоре, вслед за Троцким, попадет Жаботинский!

Конечно, придирчивый читатель или въедливый рецензент скажет, что пребывание в одной той же тюрьме двух юных гениев, будущих создателей Израиля и СССР, – чистая случайность. И то, что их учителем оказался итальянский марксист Антонио Лабриола, – тоже случайность. Я не спорю, хотя существует мнение, что случайность – псевдоним Бога. Особенно если принять к сведению, что у некоторых историков есть подозрение, будто ученик Одесского реального училища Св. Павла Левушка Бронштейн был корреспондентом той газеты «Правда», за рукописное, на гектографе, издание которой исключили из гимназии Жаботинского и его младшего друга Чуковского…

Но, как увидит читатель в конце нашего романа, это тюремное пересечение судеб Жаботинского и Троцкого – далеко не последнее. Так что не будем спешить, вернемся в одесскую тюрьму, которая и по сей день исполняет свои исправительные функции, возвышаясь на окраине города четырехэтажной кирпичной башней за высоким кирпично-бетонным забором с колючей проволокой.

17

Экстренно, секретно

Начальник одесского тюремного замка


Его Сиятельству

господину Одесскому градоначальнику


Рапорт

Имею честь донести Вашему Сиятельству, что политические арестанты Лев Подгуг и Владимир Жаботинский категорически заявили отказ от принятия с сего числа пищи, первый мотивирует отказ долгим содержанием его в тюрьме, а второй – Жаботинский, за отказ посылки статей в редакцию «Одесских новостей» – не только от пищи, но от прогулки, и от каких бы то ни было сношений с чинами корпуса жандармов.

Начальник тюрьмы / подпись
Перейти на страницу:

Все книги серии Бестселлеры Эдуарда Тополя

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Великий Могол
Великий Могол

Хумаюн, второй падишах из династии Великих Моголов, – человек удачливый. Его отец Бабур оставил ему славу и богатство империи, простирающейся на тысячи миль. Молодому правителю прочат преумножить это наследие, принеся Моголам славу, достойную их предка Тамерлана. Но, сам того не ведая, Хумаюн находится в страшной опасности. Его кровные братья замышляют заговор, сомневаясь, что у падишаха достанет сил, воли и решимости, чтобы привести династию к еще более славным победам. Возможно, они правы, ибо превыше всего в этой жизни беспечный властитель ценит удовольствия. Вскоре Хумаюн терпит сокрушительное поражение, угрожающее не только его престолу и жизни, но и существованию самой империи. И ему, на собственном тяжелом и кровавом опыте, придется постичь суровую мудрость: как легко потерять накопленное – и как сложно его вернуть…

Алекс Ратерфорд , Алекс Резерфорд

Проза / Историческая проза