Юность Жаботинского

Экстренно, секретно

Начальник Одесского тюремного замка

Его Сиятельству

господину Одесскому градоначальнику

Рапорт

Имею честь донести Вашему Сиятельству, что содержащиеся в тюрьме политические арестанты на левом крыле корпуса под председательством именуемого по-тюремному «Гарибальди» – Боруха Пелера и помощника его Жаботинского вели переговоры об улучшении своего положения в тюрьме:

а) требованием увеличения времени ежедневной прогулки,

б) сообщением о заключенных, не имеющих собственных средств пользоваться улучшенной пищей,

и, наконец, о мерах борьбы против настоящего тюремного режима.

Первые два предложения большинством голосов приняты, а последний вопрос о мерах борьбы оставлен на обсуждение до более благоприятного времени, в продолжение которого может более ясно выразиться их настоящее тюремное положение. К 9 часам вечера этим заключили переговоры и перешли к частным, личным между собою разговорам, не нарушая тишины и спокойствия.

Начальник тюрьмы / подпись

Эти рапорты были обнаружены в Одесском областном архиве все той же Натальей Панасенко в 2003 году, а между тем сам Жаботинский еще в 1914 году, то есть куда раньше, пишет в «Повести моих дней»:

«…Поистине такой свободы слова мы не знали даже в “Литературном клубе”. Каждый вечер, когда стихал шум в крыле воров, которое было в другой стороне корпуса “крепости” (ибо эти простодушные люди засыпали с закатом солнца), мы проводили лекции с дискуссиями. “Мирабо” читал лекцию о Великой французской революции, другой ветеран по прозвищу “Зейде” (“дедушка” на идиш) излагал нам историю Бунда, меня тоже пригласили прочесть лекции по вопросам моей профессии – о декадентах, о возрождении Италии и, разумеется, об “индивидуализме” (эту лекцию меня, однако, не попросили повторить)».

Что ж, предлагаю если не поучаствовать, то хотя бы послушать эти дискуссии.

18 Тюремные дискуссии

– Вот вы, господин Лавров, называете себя сионистом, – обратился к Жаботинскому «Саламандра», его невидимый сосед сверху, – и при любом случае, даже в лекциях об Италии или индивидуализме, подчеркиваете свою принадлежность к евреям как к высшей расе…

– Стоп, уважаемый! Вы передергиваете, – прервал его Жаботинский, стоя на подоконнике своей камеры перед открытым, с решеткой, окном. – Я сказал: если в слове «аристократ» есть какой-то смысл, то мы, евреи, самый аристократичный народ во всем мире. Даже у вас, русских, ваша самая древняя династия насчитывает не более двадцати-тридцати поколений культуры в далеком прошлом, а в начале их существования они были полудикими земледельцами. Что до евреев, то за нами семьдесят поколений отцов, которые умели читать и писать, говорили о Боге и об истории, об идее справедливости, человеческих проблемах и о будущем. Поэтому в качестве одного из первых условий равноправия мы требуем признать за нами право иметь и своих мерзавцев, точно так же, как имеют их другие народы. А нравимся мы вам или не нравимся, это нам совершенно безразлично. Раньше вас мы пришли и позже уйдем…

– Но спор у нас не об этом.

– У нас тут нет споров, господа, – тут же по-судейски вмешался сбоку «Мирабо»-Гинзбург. – У нас дискуссии.