Юность знаменитых людей

Отец, опасаясь гибельных последствий опасной наклонности сына к непосильным умственным занятиям в таком возрасте, когда нервы неспособны еще выдерживать утомление от слишком продолжительных умственных работ, — употребил все усилия к тому, чтобы отвлечь ребенка от научных занятий. Он спрятал все серьезные книги и избегал даже разговоров, касавшихся физических и абстрактных знаний. Но было уже поздно: Блез столько успел прочесть, что знал о существовании целой отрасли наук, называемых математическими, и в особенности обратил внимание на книгу под заглавием: «Геометрия».

— Что такое геометрия? — спросил он однажды отца, который старался привлекать его внимание к менее серьезным предметам.

— Это наука, которую ты будешь изучать через несколько лет.

— Отчего же не теперь?

— Ты еще очень молод, и при том геометрию вообще преподают только после многих других наук, потому что она очень сложна.

— Хорошо, я буду ждать, но скажи мне только, чем трактует эта наука?

— Пожалуй, но под условием, что ты никогда не будешь больше ни думать, ни говорить об этом. Геометрия — такая наука, которая указывает способ составлять правильные фигуры и изучает их взаимные отношения.

Хотя объяснение это и не совсем верно, так как геометрия, по гораздо более простому определению математиков, есть собственно наука, которая имеет предметом измерение пространства или троякого протяжения тел: длины, ширины и высоты; но ребенок повторил определение, данное отцом, и в задумчивости удалился.

Семя было брошено и не замедлило пустить росток.

«По одному простому указанию, — говорит сестра Паскаля, которая описывает его жизнь, — что геометрия научает способам делать правильные фигуры, мой брат начал размышлять в часы рекреации о предмете геометрии. Оставаясь один в зале, куда он приходил обыкновенно играть, он брал уголь и чертил на полу фигуры, отыскивая способ сделать правильный круг, треугольник с равными сторонами и углами… Потом он доискивался отношений между фигурами. Но так как отец с особенною заботливостью припрятывал от него подобные книги, то Блез не знал даже настоящих названий фигур. Он вынужден был сам выдумывать названия, и потому путал окружность с кругом; линии он называл полосами.

Так как в этой науке все находится во взаимной связи и одно вытекает из другого, то Блез в своих изысканиях зашел очень далеко.

Однажды, когда он был углублен в эти занятия, вошел отец; Блез был так увлечен своим делом, что долго не замечал присутствия отца. Трудно сказать, кто из них был больше поражен: сын, увидевший отца, который строго запретил ему подобные занятия, или отец, увидевший сына, углубленного в вычисления и черчение фигур? Удивление отца было однако сильнее, потому что когда он расспросил Блеза, и тот подробно объяснил, чего добивался, то оказалось, что брат дошел уже до тридцать второй теоремы по геометрии Евклида. Отец спросил, что побудило его к этим головоломным занятиям; тогда Блез стал рассказывать, как он делал геометрические открытия одно за другим, и все это он объяснял, употребляя свои собственные термины.

Одним словом, двенадцати лет брат мой, благодаря исключительно своему трудолюбию, изобрел свою собственную вполне самостоятельную геометрию.

Отец был до того поражен необыкновенными математическими способностями сына, что отправился к одному из своих друзей, человеку очень ученому, и рассказал ему все, что мой брат сделал в своих геометрических исследованиях. Тот нашел, что после таких чудес следовало предоставить ему чтение тех книг, которые от него прятали.

Отец, находя это мнение основательным, дал Блезу „Начала Геометрии“ Евклида. Он изучил их совершенно один, не нуждаясь ни в каких объяснениях. В то время как Блез занимался Евклидом, отец водил его в ученые собрания, которые происходили тогда каждую неделю; на них сходились всегда самые выдающиеся люди Парижа, чтобы рассуждать о своих или чужих работах. Мой брат с честью занимал там место и принимал участие как в обсуждении чужих трудов, так и делал самостоятельные сообщения, которые всегда отличались интересом и новизной. Туда присылались работы из Италии, Германии и из других стран; мнение брата при обсуждении различных научных вопросов принималось с таким уважением, какого никогда никому другому не оказывали; светлый ум его, случалось, открывал ошибки там, где другие их вовсе не замечали. Между тем он занимался геометрией только в часы отдыха, серьезно же он занимался в то время латинским языком. Тем не менее находя в этой науке те истины, которые всегда так привлекали его, он отдался ей всеми силами своего ума; успехи Блеза были столь поразительны, что пятнадцати лет он написал уже трактат, который считается великим произведением; ученые находили, что подобного произведения не бывало со времени Архимеда».