Оставшиеся листовки Толя спрятал в валенки и вышел через лес к дороге на Осташёво.
Заснеженные деревья и кусты были похожи на каких-то загадочных зверей. Кругом стояла сказочная тишина. Только поползни шуршали кое-где по коре; в кузнице дятел долбил шишку, выковыривая семена, да белки резвились на раскидистых ветвях, сбрасывая водопады снега.
Но вдалеке раздался рокот моторов. Толя залёг в сугроб и дождался колонну: совершенно новые штурмовые орудия, танки и грузовики с солдатами проползли в сторону моста через реку. Там колонна остановилась, и группа сапёров стала проверять — нет ли мин.
И вдруг — Толя решился на дерзкий поступок. Ему захотелось, чтобы фашисты привезли с собой к месту назначения его листовки! Он отряхнулся от снега, вышел на дорогу и направился по наезженной колее в сторону немцев.
Часовой у последней машины, приняв паренька за местного жителя, идущего из деревни в деревню, не остановил его. Толя, так же не спеша, приблизился к кабине грузовика, из которой вылезал офицер в начищенных до блеска, но холодных сапогах. И тут-то разведчик, притворно, глуповато улыбаясь, показал жестами, что хочет курить и готов за курево поменять свои тёплые валенки на новенькие сапоги. Офицер, как раз собиравшийся погреться — потопать и попрыгать, — понял его жесты и с радостью согласился. Он вытащил из нагрудного кармана и бросил Толе пачку сигарет и стал стаскивать сапоги с заледеневших ног. А Толя, сунув сигареты за пазуху, подмигнул немцу — «Данке шон!» — и снял валенки не торопясь, чтобы ни одна листовка, из припрятанных под стельками, не вылетела… Немец со счастливым видом обулся в тёплые русские партизанские валенки. А Толя нацепил холодные сапоги и поспешил перейти мост, чтобы скрыться в лесу.
Конечно, эта история насмешила всех в отряде. Вот гитлеровец перепугается, когда в собственных валенках найдёт листовки со словами «Смерть немецко-фашистским оккупантам!».
Но командир не похвалил Толю:
— Смело и правильно, чтобы фашисты никогда не чувствовали себя в безопасности на нашей земле. Но поступок опрометчивый… Ты не только подверг себя огромному риску. Ты мог подставить под удар весь отряд и подполье. Если бы тебя арестовали и ты не выдержал бы пыток, то начались бы аресты связных в деревнях — и каратели нашли бы отряд…
— Ясно, товарищ командир, я буду осторожнее.
— Да, Толя, побереги себя. До победы ещё далеко. А с завтрашнего дня отправляйся в отряд Василия Фёдоровича Проскунина. Там будешь воевать!
Для Толи это было радостной новостью. Ведь в том отряде с первых дней оккупации находилась его мама — Евдокия Степановна.
На новом месте к разведке добавилась ещё и диверсионная деятельность: минирование шоссейных дорог, поджоги складов… Не раз Толе поручали нарушать телефонную связь. Другие бойцы внимательно смотрели по сторонам и подшучивали над ним: «Ну, что, кот, наточил когти? Полезай! Если фрицы стрелять начнут, не пугайся, — прикроем. Но всё же — сразу в сугроб сигай! Только автомат не поломай!» И Толя быстро надевал на валенки металлические «кошки», ловко влезал на телеграфные столбы и резал провода. Потом их ещё кромсали на короткие куски уже на земле, чтобы и материала не оставалось для восстановления.
И немцы надолго лишались связи. А налаживать её боялись, так как везде их поджидали в засадах партизаны.
30 ноября 1941 года Толя ушёл на задание в родное село. Надо было встретиться со связной Шурой Вороновой и получить необходимые сведения о гарнизоне в соседнем районе. Но она не вышла на связь. Толя решил переночевать в Осташёво. Он постучал в дверь Вити Вешнякова:
— Здорово! Пусти на ночь.
— Здравствуй, Шум! Уходи из села! Тебя днём заметили, и кто-то донёс немцам в комендатуру. Полицай Кириллин с дружками уже заходил с обыском. Могут и ночью снова наведаться!
— Ты прав! Спасибо! Пойду к Володе Гордееву. Кириллин не знает о нашей дружбе…
У Гордеевых его приютили. Он выспался и на рассвете ушёл.
Но вчерашние обыски не закончились. Полицаи устроили облаву. И Толя — а он был без оружия — напоролся на засаду на краю села у леса. По глубокому снегу далеко не убежишь, только сразу выдашь себя. Пришлось подойти к патрулю. Но там оказался знавший его Кирилин.
— Во как, старый знакомый! Давно тебя ищем! Садись в сани! Подвезём в гестапо…
На допросе полицай переводил вопросы немецкого офицера:
— Имя и фамилия?
— Анатолий Шумов.
— Зачем пришёл в Осташёво?
— Ищу мать.
— Врёшь! Мы знаем, что твоя мать давно ушла к партизанам. И ты сам — партизан! Сейчас с тобой поговорят иначе.
Два здоровенных солдата с кнутом истязали Толю несколько часов, но он молчал, терял сознание. Его обливали из ведра ледяной водой и снова допрашивали.
Но ничего не добившись от мужественного разведчика, увезли на санях в лес в сторону Можайска и расстреляли.