Юные годы медбрата Паровозова

Это был самый паршивый июль на моей памяти. Низкие тучи, ветер и непрекращающийся дождь. А еще было очень холодно, как будто не июль, а март. Но даже не в погоде дело. Этим летом я впервые за многие годы не поступал в институт. Все, хватит с меня, достаточно. Это для особо одаренных, а не для такой посредственности, который физику осилить не в состоянии. Хотя именно сейчас экзамен по физике взяли и отменили. Но я вовремя раскусил ловушку, понял, что коварная судьба придумала очередное издевательство, искушает меня, наивного, а потом возьмет и кинет в очередной раз. Уже без помощи физической науки.

А на самом деле я малодушно дезертировал. Попросту перестав в себя верить. Зато у меня появилась красная книжечка, свидетельствующая о присвоении мне квалификации массажиста. И я уговаривал себя, что это компенсирует крушение детской мечты.

В отпуск мы собирались в один подмосковный академгородок, который находился в необыкновенно красивом месте на крутом берегу Оки с видом на заповедник. Этот город облюбовали разные режиссеры, которые на натуре снимали фильмы, спортсмены, которые интенсивно тренировались на лоне природы, а также бедная московская интеллигенция, которой не хватало денег на Сочи или Крым. А уж виды там были и в самом деле – среднерусская пастораль. Грех не снять.

Но в последний момент оказалось, что и мест в гостинице нет, и квартиру снять не получится. Да и по такой погоде непонятно, что там делать. Можно с тем же успехом в Москве торчать. И вдруг меня осенило.

– Лена! – сказал я жене с большим воодушевлением. – А хочешь, поедем на море, в Абхазию? Там хорошо, тепло, помидоры растут, персики!

Это был подлый прием. Говорить про помидоры и персики Лене. Если бы существовал змей-искуситель, он должен был подкатывать к ней именно с этими заветными плодами, а не с тривиальным яблоком.

Лена, которая в нашем дуэте всегда была эталоном осторожного благоразумия, дрогнула и вдруг согласилась.

– Моторов, барев! Ты где? Когда приедешь? – кричал в трубку Сетрак. – Билеты купил? Как не купил? Мы же договорились, давай сегодня за билетами и мне позвони, я тебя встречать буду!

И я поехал в аэрофлотовские кассы. Вот, ей-богу, везет дуракам и новичкам. Подойдя к окошку и сообщив, что нужно два взрослых и один детский до Сухуми на ближайшее время, я через минуту получил предложение вылететь послезавтра и обратно – через месяц. И хотя ровно через месяц уже нужно было выходить на первое после отпуска дежурство, я согласился. В конце концов, с Царьковой договориться для меня не проблема.

В дальнейшем я выяснил, что бронировать такие билеты нужно за сорок пять дней и при этом неделю провести в ночных очередях.

Как объяснили потом знающие люди, в последний момент была снята чья-то бронь. А я в своем невежестве сохранил кучу нервных клеток.

– Молодец, Моторов, в понедельник тебя встречу! – радостно отозвался на весть о билетах Сетрак. – Какая машина у меня? “Шестерка”, бежевая, с третьим движком! А-а-а, номер, номер не помню, Моторов, сейчас у мамы спрошу!

Меня тогда поразило больше всего, как это можно – не помнить номер машины, мне казалось, что все владельцы транспортных средств тогда знали номера своих колымаг лучше, чем собственное имя и фамилию.

Тамара Царькова, родившаяся в Абхазии, четко меня проинструктировала по телефону:

– Значит, так, Леха! У этих чурок в магазинах нету ни хрена, масло, сыр, колбасу – все везите с собой. Или тогда с тройной переплатой и только по большому блату! Конфеты берите с собой тоже. Местный чай – паршивый, но пить можно. Кофе на каждом углу варят на песке, хоть попробуешь настоящий! На рынке все вдвое дороже, чем в Москве. Сигареты можешь с собой везти, можешь местные курить. Ленку свою никуда одну, тем более на пляж, не отпускай, хотя она у тебя какая? Страшная небось? Ну тогда тем более не отпускай, если красивая, аферист!

В день отлета случился мой день рождения, был холод, двенадцать градусов, дождь. Мы уезжали одетые как в ноябре. В куртках и свитерах. В такси, которое везло нас до Внукова, из магнитофона надрывался модный Вилли Токарев, и к концу пути у меня голова была забита эмигрантской пошлятиной под завязку.

Самолет оказался огромный и пузатый, а у нас троих это был первый полет в жизни. Еще до взлета Рома нажал какую-то кнопку, пришла стюардесса. Поняв, что это ложный вызов, она мягко, но твердо попросила Рому никаких кнопочек больше не нажимать. Девушка не знала, с кем связалась. Рома в свои три с половиной года сам мог кого хочешь призвать к порядку, и замечания ему делать не рекомендовалось.

– Все, не хочу больше лететь на самолете, хочу на поезде! – заявил он. – И апче (так он произносил слово “вообще”, верный признак у него сильнейшего негодования), не хочу я в вашу дурацкую Сухумию, а хочу к бабе Любе!!!