Ноги к вечеру, как свинцом, налиты, едва переступают, спина ноет, голова болит. Трудно мальчишке, а тут и пища слабовата, но он понимает: теперь всем нелегко.
Война! А как фронтовикам? Еще труднее.
А тут еще узнал, что дядя Саша, который так любил заниматься с ребятами военным делом, погиб на фронте. Воевал лишь несколько дней, может, и фашиста не убил. Володя твердо решил: «Буду военным! Это неважно, что маленький, изучу как следует пушку и миномет, в бой пойду, мстить за дядю Сашу буду!»
Володя стал присматриваться к делам мастеров. Научился разбирать затвор пушки и прицельные приспособления. Постепенно наловчился ремонтировать детали и узлы орудий. Спрашивал у мастеров, как стрелять из пушки.
— Если мать не возражает, зачислю красноармейцем, паек будешь получать, обмундирование выдадим, — сказал как-то начальник. — Поговори дома, посоветуйся. А по секрету скажу: определяйся к нам, немцы к Дону подходят.
Может, мать и не разрешила бы, да к городу вплотную подошел враг. Куда деваться? Зима, холод, голод, обстрелы. Люди, эвакуируются. Готовится к уходу и артиллерийская мастерская.
— Иди, сынок, помогай, чем можешь, — сказала она, захлебываясь горькими слезами. — А ежели отца встретишь, с ним будь…
Оставил Володя родной город, мать, дом, ушел с отступающими войсками. По сообщениям с фронта, дела там жаркие, неутешительные. Немцы рвутся к Москве… Сердце сжимается, когда слушаешь сводки.
Мальчик сознавал, что дело в мастерской серьезное, нужное и старался изо всех сил. Но хотелось на фронт, чтобы самому непосредственно мстить врагу за разрушенную школу, за смерть людей, погибших под бомбежкой, за дядю Сашу и за слезы матери… Сказал об этом своему начальнику…
— Рано, — отрубил тот. — Сначала комсомольцем стань. Да и нужен ты мне как мастер. Понял?
«Эх, скорее бы прошли эти шесть месяцев, — сокрушался Володя. — Тогда и в комсомол можно. Ровно четырнадцать будет. А комсомольца не имеют права держать в тылу».
Видно, когда человек очень захочет — желание сбудется. Стал Володя Коваленко комсомольцем. Много рапортов написал командиру и добился своего. Отпустили в Действующую армию. Только оказалось, что и там не все воины лично уничтожают врагов в бою. Зачислили Володю в аэродромную часть. До фронта почти сто километров. Вот летчики воюют, немецких захватчиков громят, а Володя знай на посту стоит да за сигнальными фонарями наблюдает. Нет, не этого хотел мальчишка.
Поговорил с комсоргом, рассказал о своем желании быть на переднем крае, где гитлеровцев бьют, но сержант, комсорг роты, и слушать не хочет. «Ты, — говорит, — и здесь пользу немалую приносишь. Я тоже рвусь, но не пускают».
Конечно, кому-то надо и самолеты охранять, и аэродром подсвечивать, и бомбы подвешивать. Прав сержант, но Володе от этого не легче. Немцы уже давно заняли родной город, а там осталась мама…
Однажды потребовалось установить ночное дежурство на ложном аэродроме. Командир поручил это задание Володе. Это был не аэродром, а просто поле. А на поле фонари, два разбитых самолета, один старенький прожектор. Несколько ночей было спокойно, потом немцы «клюнули». Сначала появился один стервятник. Володя пошарил лучом прожектора, помигал, словно освещая полосу для посадки, и спрятался в глубокой щели.
Часа через два послышался гул моторов. Летят… На поле светят керосиновые фонари и ни единого человека. Володя сидит в щели, сердце замерло: что же будет? И вдруг свист, рев, а потом оглушительные взрывы, земля вздрагивает, песок сыплется за ворот…
«Давай, давай, шуруй по пустому месту», — думает Володя.
Три налета сделали немцы за ночь, сотни бомб сбросили на пустое поле.
Подумаешь, фонари разбили. Их из консервных банок можно еще сделать сколько угодно.
За выполнение боевой задачи Володе Коваленко была объявлена благодарность. И все же это не фронт, не бой. Вот там, на передовой, можно по фашисту автоматную очередь дать. Пусть не лезут!
— Пошлите в действующую, — упрашивал он командира аэродромной части чуть ли не каждый день. — Прошу вас, пошлите.
— Нужно будет, пошлем, — пообещал подполковник. — Надоел ты мне со своими просьбами. Что за человек…
Вскоре Володю Коваленко вызвали в штаб. Было это ночью. Даже с поста сняли. Значит, важное дело.
— Писал рапорт о зачислении в действующую часть? — спросил начальник штаба, рассматривая на столе Володины рапорты.
— Писал. В бой хочу.
— Формируется группа добровольцев-автоматчиков. Хочешь принять участие в штурме Керчи?
— Конечно! — обрадовался Володя. — Зачисляйте. Автомат знаю назубок.
Добровольцев набралось немало. Сначала небольшая подготовка в тылу, а затем отправка на косу Чушку, где днем и ночью гудит, гремит и стонет земля.
Зачислили Владимира Коваленко в 339-ю Таманскую дивизию. Комсомольцев-добровольцев из тыловых частей в дивизии было более двухсот человек. И все в бой рвутся, чтобы свести счеты с ненавистным врагом.
На занятиях по тактике Володя старается не попадаться на глаза начальству, в строю занимает место в середине. Беспокоится: заметят еще, что моложе всех, снова вернут на аэродром…