Читаем Юный свет полностью

Продовольственный магазин находился в противоположной части поселка, и мне пришлось идти через всю Флёц-Фреештрассе, а потом по Флёц-Рёттгерс и Герцогштрассе. Дорога казалась бесконечной еще и потому, что все дома вдоль улицы выглядели одинаково. Перед каждым узкий палисадник, две кирпичные ступеньки, ведущие к выкрашенной зеленой краской входной двери, первый этаж, оштукатуренный белым, второй – серым, и каждый домик несколько смещен по отношению к соседнему. Так что Флёц-Фреештрассе только казалась прямой, а стоило обернуться, как из-за ступенчатых фронтонов домов она становилась похожей на растянутый аккордеон.

В единственном здании с плоской крышей находился магазин фирмы Spar. О его темную шершавую штукатурку можно было растереть кусочки пенопласта в мельчайшую крошку. В винном отделе я сдал пустые бутылки на двадцать пять пфеннигов и купил репчатого лука. «Требуется подсобная рабочая сила» гласило объявление рядом с весами. «Заявки принимаются только в письменном виде!»

На прилавке были разложены на пробу маленькие кусочки сыра «Гауда». Парочку я съел, а один сунул в карман. Но, пока я шел к кассе, я прочел на пакете с луком, что он стоит тридцать два пфеннига. Я развернулся на сто восемьдесят градусов. Продавщица, полировавшая тряпочкой яблоки, глядела на потолок, там недавно повесили круглые выпуклые зеркала. На запястье у нее позвякивали серебряные браслеты.

– Извините, мне нужно купить лука на двадцать пять пфеннигов.

Она наморщила лоб.

– В чем дело? А я что, лимонов тебе наложила?

Я ухмыльнулся и показал ей цену на пакете.

– Ну и? Может, мне его еще и почистить?

– Да нет. – Я протянул ей квитанцию возврата денег за сданные бутылки. – У меня только двадцать пять пфеннигов.

Она втянула уголки рта глубоко в щеки. Потом вытащила довольно большую луковицу, взвесила еще раз и написала на пакете новую цену. Восемнадцать пфеннигов.

– Так. А теперь проваливай. У меня полно дел.

Под серебряными браслетами виднелась натертая докрасна кожа. Она опять уставилась в потолок. Я поблагодарил ее и повернул за холодильник, в проход с консервами, макаронами и печеньем. Перед полкой со сладостями стояли оба Марондеса. Старший, Карл, все лицо в прыщах, оскалился мне навстречу и кивком головы показал на своего брата. Франц раскрыл коробку дорогих шоколадных конфет с начинкой и одну за другой засовывал их себе в рот. Сквозь щеку была видна их форма, а когда он глотал, раздавался такой звук, будто его сейчас вырвет. Тем не менее он продолжал набивать рот, пока коробка не опустела. Его брат тоже полез к полке и протянул мне целую пригоршню шоколадных батончиков Milky Way.

Я замотал головой. Большим пальцем я показал назад, на овощи, и хотел было протиснуться между братьями. Но проход был узкий, Карл засунул батончики мне за пазуху и развернулся в противоположном направлении. Я выпучил глаза и беззвучно обругал его. Мускулы на лице напряглись. Но он только пожал плечами и сделал такое движение головой, которое было мне знакомо по детективным фильмам. Мол, сматывайся.

Потом он засунул себе за ремень плитку шоколада, и в этот момент руку его брата, шарившего на полке, схватила с другой стороны продавщица. Зазвенели браслеты, он дернулся назад, но вырваться не смог. На пол посыпались пакетики и коробки.

– Я все видела! Ну, погоди… Ханни? Ханнхен! Я их поймала! Идите сюда!

Франц побледнел, изо рта вытекла коричневая слюна, молящим взглядом он смотрел в нашу сторону. Пока кассирша шла по проходу, дробь ее деревянных каблуков стучала у меня в висках. Конский хвост ее волос мотался из стороны в сторону.

– Ага!

Губы тонкие, еще тоньше, чем у моей матери. Она схватила Франца и Карла за воротники.

– Я вас давно подозревала. Вам это дорого обойдется. Вот ваши родители обрадуются!

Лак на ногтях уже облупился, и, пока она тащила братьев к кассе, она оглянулась через плечо – веки у нее были синего цвета.

– Ну, давай.

Я не понял, кого или что она имела в виду. В конце прохода показался ученик, долговязый парень, подстриженный под горшок. Он скрестил руки на груди, а я нагнулся к упавшим конфетам, положил их обратно на полку, разложил там все как надо и поправил съехавший в сторону ценник, как вдруг почувствовал у себя на плечах руку другой продавщицы.

– Пошли, пошли, дорогуша. – Она подтолкнула меня. – За мной, за мной.

Все, что было у них в карманах, Марондесы выложили у кассы: два пакетика мятных таблеток, четыре пачки жвачки, три плитки шоколада, плоскую бутылку спиртного, коктейль с ромом и целую груду завернутых в фантики кусочков сыра. Кассирша уселась на свой крутящийся стул, все запротоколировала и сложила в коробку. А потом посмотрела на меня.

Я протянул ей залоговую квитанцию, мельком взглянув, она наколола ее. Потом пробила за лук и дала мне сдачу. Не дотрагиваясь до моей руки. Я убрал сдачу, потом засунул руку за пазуху и выложил шоколадные батончики на стол.

– А это я хочу вернуть.

Она насмешливо хмыкнула и наклонилась вбок. Ей что-то мешало в сандалиях. Она расстегнула ремешок и сняла их.

Перейти на страницу:

Все книги серии Немецкая линия («Западно-восточный диван»)

Юный свет
Юный свет

Роман современного немецкого писателя Ральфа Ротмана можно отнести к традиционному жанру реалистической прозы, бытописующей жизнь горняков в поселке Рурской области во второй половине ХХ столетия, а также драматические события, происшедшие под землей, в глубине шахты. Сюжетно действие разворачивается по ходу течения семейной жизни одного из шахтеров. Его сын-подросток оказывается очевидцем прелюбодеяния, совершенного отцом. Это побуждает мальчика покаяться за грехи отца перед священником. Образ чистого наивного подростка, в душе которого рождается «юный свет», родственен по духу русской классической литературе и непременно разбудит к нему симпатию русского читателя. А эпизоды, связанные с угольной шахтой, вызовут неподдельный интерес, особенно у людей, связанных с шахтерским делом.

Ральф Ротман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза