Юный техник, 2006 № 03

— Потому! Не хочет никто. Ленивые, да. И не надо никому тоже. Еды вдоволь. Лес у нас урожайный. Не особо мокро, как видишь. — Гринберг на это про себя усмехнулся, но, впрочем, он понимал, что имеется в виду: например, в верховьях реки были сплошные болота, жить там было бы нельзя без постройки, скажем, жилья на сваях, а таких вещей племя еще не умело (или уже не умело?); а от верховьев досюда тоже болот было немало. Другое племя, к западу, где пригорки перемежались хлюпающими болотинами, жило куда тяжелее, хоть еды на болотах находилось, пожалуй, еще и больше. Но больше было и болезней, плохо заживали раны, быстрей приходила в негодность утварь. Кое-каких вещей там не делали и даже не знали, потому что их нельзя было изготовить либо нельзя было сохранить в такой влажности и с вечной водой под ногами.

Вождь продолжал:

— Живем неплохо, да. Хорошо даже живем. Все есть… Вот и не хотят. Куда, зачем идти? Что говоришь? Приказать? Не понимаешь ты. Приказать можно делать такое, что необходимо и полезно. Потому я вождь, что хорошо знаю, что необходимо и полезно, лучше других знаю, да. Но другие все тоже знают хорошо, хотя, может, хуже меня. Но уж не настолько хуже. А иначе как? Вот вождь состарится, ошибаться начнет. Люди заметят, что много ошибается… Иногда и не сразу понятно, что ошибся, а только потом. Но это запоминают. Считают ошибки, да. Как решат, что уже много их, говорят: нужен новый вождь. А чтобы вождь приказал такое, о чем все знают, что пользы нет, — нельзя это. И не послушаются, и думать начнут: не нужен ли новый вождь? Мой сын… Представляешь ли, Путешественник, мой собственный сын… А ведь я ему еще со щенячьей шерстки рассказывал Хроники, о великом Гуруту, что перешел пустыню Кеккели, чтобы принести Людям мясо лигу-лигу, когда они стали мереть от пустынной хвори. Это потому, что лигу-лигу живет в пустыне, а хворь приходила тоже из пустыни, а именно, из большой пустыни Кеккели, и потому-то мясо лигу-лигу лечит пустынную хворь. И о великом Ниннато, что собрал Людей и научил их быть воинами, когда налетели тучей злые чужаки Марла-Тури и стали уводить женщин Людей. А мой сын сказал, что здесь не бывает пустынной хвори, и сюда никогда не доберутся Марла-Тури, и Крога-Ято не доберутся, и другие чужаки, что, согласно Хроникам, угрожали Людям на Южных равнинах… А потому никуда отсюда не будем ходить, и тогда станем жить хорошо.

Вождь пригорюнился.

Гринберг по-прежнему не очень понимал, в чем дело. Нет, с точки зрения цивилизованного человека, перспективы племени и впрямь были нехороши. То есть жить-то смогут безбедно, на свой лад. Относительно сытно, если, конечно, не сильно размножатся. (А это вряд ли: хотя, как показалось Гринбергу, детская смертность невелика, но порядки с заведением детей были строгие, соблюдалась неукоснительная очередность, для чего биологическая возможность имелась. Племя хорошо знало, сколько народу может прокормить их участок Леса.) Долго еще так смогут жить. Тысячелетия. Десятки, сотни тысячелетий. Как пигмеи в Африке или индейские племена в амазонских джунглях. А потом придут какие-нибудь Крога-Ято и станут вырубать Лес бензопилами, а то и атомными резаками: кто знает, что они изобретут за сотни тысячелетий, в течение которых еда не росла сама у них над головами. Но вождь со своей, местной и сиюминутной, точки зрения должен быть доволен: племя сыто, обихожено и довольно — что еще надо вождю?

А он как бы невзначай придвинулся вплотную к Гринбергу, понизил голос:

— Послушай, Звездный Путешественник! Ведь ты многое можешь, я понимаю. У меня есть для тебя цена за то, что ты просишь.

Гринберг встрепенулся: неужели? Даже не верилось, что вот-вот все эти мучения походной жизни, а также весь риск, занудное корпение в архивах и, главное, многолетнее постылое существование в безвестности и с тощей кредиткой подойдут к концу. Вот уже не один месяц он жил в племени, изучая, чем можно соблазнить Людей, чтобы они согласились принести семена дынного апельсина. Гринберг раскопал в архивах Биг-Компа, что именно с Аркадии когда-то вывезли первые семена этого растения, с чего и началась селекция, а затем победное шествие фрукта по галактике. Популярность у него была бешеная, а цена неимоверная, поскольку владельцы патента держались за коммерческую тайну мертвой хваткой.

Никакой наследственной информации в мякоти не обнаружилось, и это явилось ужасным ударом для тех генетиков, что рассчитывали разобраться в генах фрукта-пришельца и заработать хорошие миллиарды кредитов на продаже секрета деликатеса крупным компаниям. Была в ходу гипотеза, что клетки мякоти при созревании теряют ядро, подобно человеческим эритроцитам. Ну а косточки, или что там у них, предусмотрительно удалялись из плодов, идущих на продажу.