Читаем Юный техник, 2010 № 12 полностью

Потом мысли приходили ко мне одна за другой, и чтобы они не пропали зря, мне пришлось очень быстро все делать. Сначала я построил дом. Прямо у норы, под деревом. В норе устроил погреб. Очень удобно: сухо и прохладно. А сверху набросал древесной трухи — от падальщиков.

Запруда в ручье тоже получилась на славу. Вскоре в ней кто-то завелся и стал там бултыхать. Не знаю кто, но мне было приятно слушать, как он там плещется.

Так я и зажил один; жил — и не думал о плохом. Вообще ни о чем не думал, просто жил.

Однажды появилась Глазастик. Это потом я ее так прозвал, а сперва чуть было не прогнал. Глазастик — она не из волтов. Мы такими глазастыми не бываем. Может, выползень? Нет, те вообще без глаз, а у нее вон какие!

Позже я смирился, решил: чего уж там, пусть живет.

Она поначалу тоже дичилась, но вскоре занялась домом, хозяйством. А я, чтобы не сидеть без дела, построил хлев для ревунов, которые водились на опушке леса, соорудил кормушку для ночных копуш.

Мы словно вели борьбу: кто больше преуспеет в наших усадебных делах. Вести борьбу — все равно что драться, только вежливо. Обычно мы, волты, всегда или ведем борьбу, или живем дружно. Кто знает, может, Глазастик все-таки немного волт? Ее глаза такие большие… Глаза и еще уши. Это так красиво — то, как она моргает и поводит ушами.

Красиво — это когда тебе что-то нравится и ты не собираешься это есть.

Ну а еще я бегал к толстому дереву — проверял, как там мой срез: вдруг копуши утащили? Но срез всегда был на месте. Срезы интересуют только волтов, да и то не всех.

Все дела были переделаны, и я придумал новое занятие: прикручивал к срезу сухих червей. С каждым разом у меня выходило все лучше и лучше.

Однажды Глазастик сказала, что это здорово, когда вокруг так вот светло. Я даже не сразу понял, о чем она. А потом испугался. Вот, значит, как: оказывается, когда двоим друг с другом хорошо, откуда ни возьмись, появляется свет.

Я подумал о тех, кто сидит во тьме, моргает и перешептывается. И чем больше о них думал, тем больше пугался.

Чтобы хоть немного успокоиться, я сходил к своему тайнику и крепко-накрепко прикрутил к срезу двух сухих червей, по одному с каждой стороны. Так хорошо у меня ни разу не получалось. Прикрутил и сразу понял: если прикрутить еще жабий глаз, то получится излучатель.

А потом забыл и занялся забором. Мне нужен был высоченный такой забор из плотно пригнанных, заостренных на конце кольев. Снаружи — ров и земляной вал, изнутри — удобные подступы до самого верха.

Глазастик иногда приходила посмотреть, как я строю забор. Молча стояла и смотрела. Только моргала, как волт. А однажды говорит:

— Этого — недостаточно. Ты должен придумать оружие.

Но, вместо того, чтобы заняться чем-нибудь по-настоящему смертоносным, я сходил в лес и отыскал большой жабий глаз — самый большой из всех, какие мне доводилось встречать. Обкрутил жабий глаз сухим червем и задумался: все ли я правильно сделал? Оказалось, чего-то еще не хватает, свет не появился.

После забора я взялся строить крепкую башню. Даже не знаю — зачем. Просто когда все время чем-то занят, трудно остановиться.

Башня удалась. С нее было видно далеко вокруг. Это и радовало и огорчало. Теперь свет был такой яркий, что и в усадьбе, и далеко за ее пределами стала расти трава. Да что трава — деревья ожили, зазеленели! Я и не знал, что так умеют. Я думал, они — что камни, только рыхлые.

Наконец я взялся за дальнобойное орудие. Все было почти готово, когда пришел чужак. Волт. Он был один и вел себя тихо, все больше сидел возле рва, иногда подвывал и все глазел по сторонам. Потом стал забрасывать ров ветками. Я лишь посмеивался. Знал: одному волту моя крепость не по зубам.

Потом стали подходить другие. Одни сразу падали в ров и там лежали, даже не шевелились, другие безо всякой цели слонялись вокруг.

Я не отвлекался, занимался оружием. Знал, что скоро повалят толпы. И все же как-то раз вырвался в лес.

Глазастик уговаривала не ходить, а я пошел. Хотел найти одно существо. То, что не живое и не мертвое.

Щелкуна.

И еще пару сухих червей в придачу. В последнее время я совсем помешался на них.

Вернувшись, я выгреб из тайника свои сокровища, соединил так, как мне казалось правильно. Потом тронул щелкуна, подождал короткое время — и свет появился. Только с нашим, настоящим светом его было не сравнить, и я забросил излучатель на чердак.

Когда начался настоящий приступ, мы забрались в башню. Мне не хотелось палить по волтам. Я видел, сколько их собралось, и понимал: нам не устоять. Но все же сделал несколько выстрелов. Для острастки.

Чтоб знали, что никто тут с ними шутки шутить не собирается.

Глазастику я велел спрятаться в норе возле дома.

— Там полным-полно древесной трухи, — объяснил я. — Ни один волт не полезет в древесную труху. Ну, кроме нас с тобой, конечно же.

Она посмотрела на меня так, будто я сделал для нее что-то хорошее. Даже попробовала улыбнуться. Но вдруг побледнела и прошептала едва слышно:

— А ты?

Она произнесла эти слова, и мне показалось, что вокруг стало еще больше света. Наверное, так оно и было, потому что волты пошли в атаку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература