Юрбен Грандье

Барре сделал вид, что не слышит, и спросил у настоятельницы, как зовут овладевшего ею демона. Но бедняжка, обеспокоенная неожиданным эффектом, который произвели ее ответы, долго молчала, после чего с большим трудом выдавила из себя слова «Асмодей», даже не пытаясь придать ему латинское звучание. Тогда священник просил, сколько дьяволов сидит в ее теле. На это она кратко ответила: «Sex» — «Шесть». Бальи велел спросить у дьявола, сколько у того сотоварищей. Такой вопрос, по-видимому, был предусмотрен, поскольку монахиня ясно ответила: «Quinque» — «Пять», что несколько прибавило Асмодею веса в глазах присутствующих. Но когда бальи попросил настоятельницу повторить то же самое по-гречески, она ничего не ответила, а когда он повторил просьбу, женщина вернулась в свое естественное состояние.

Допрос настоятельницы на этом закончился. Тогда была вызвана одна низкорослая монахиня, которая появилась на публике впервые. Она начала с того, что, расхохотавшись, дважды произнесла имя Грандье, после чего повернулась к собравшимся и добавила:

— Все вы одни глупости делаете.

Видя, что из нее ничего путного не вытянешь, священники отослали ее назад и велели привести сестру-белицу по имени Клара, которая ранее уже отвечала на вопросы в спальне настоятельницы.

Едва появившись среди стоявших в хоре монахинь, Клара застонала, а когда ее уложили на постель, где до нее лежали настоятельница и низкорослая сестра, она разразилась хохотом и воскликнула:

— Грандье! Грандье! Нужно купить на рынке.

Барре тут же объявил, что эти бессмысленные слова — не что иное, как признак одержимости, и подошел к монахине, чтобы приступить к изгнанию дьявола, но та вдруг словно взбунтовалась: она сделала вид, что хочет плюнуть священнику в лицо, и показала ему язык, сопроводив все это похотливыми движениями и соответствующим глаголом; поскольку произнесла она его по-французски, то никаких пояснений не потребовалось.

Священник потребовал назвать имя сидящего в ней демона, и Клара ответила: «Грандье». Барре повторил вопрос, чтобы сестра поняла, что ошиблась, и во второй раз она произнесла имя «Элими», но ни за что не хотела сказать, сколько еще дьяволов находится вместе с ним. Видя, что на этот вопрос она не ответит, Барре осведомился:

— Quo pacto ingressus est gaemon? — Каким договором воспользовался демон?

— Duplex. — Двойной, — ответила сестра Клара.

Именительный падеж вместо творительного вновь вызвал веселье у собравшихся и показал, что демон сестры Клары такой же скверный латинист, как и тот, что вселился в настоятельницу. Побоявшись, что дьявол совершит новую оплошность, Барре прекратил сеанс и отложил его на следующий день.

Неуверенные ответы монахинь, продемонстрировали всем здравомыслящим людям, что перед ними разыгрывается комедия, поэтому бальи решил довести дело до конца. В три часа пополудни он вместе со своим письмоводителем, несколькими судьями и самыми почтенными жителями Лудена явился к настоятельнице и заявил Барре, что желает, чтобы она не находилась в одном помещении с сестрой Кларой и чтобы изгнание бесов происходило в отдельности, на что в присутствии такого числа свидетелей Барре возразить не осмелился. Настоятельницу тут же перевели в другую комнату и приступили к изгнанию из нее дьявола; женщина снова стала корчиться, как и утром, с тем лишь отличием, что ноги у нее были подогнуты — такого раньше не случалось. Священник произнес несколько заклинаний, прочел над нею молитву и осведомился относительно имен и числа овладевших ею демонов, на что женщина трижды ответила, что в ней сидит лишь один по имени Ахаос. Тогда бальи велел Барре спросить, одержима она «ех pacto magi, aut ex pura voluntate Dei» — «согласно договору с чародеем или лишь по воле Божией». Настоятельница ответила:

— Non est voluntas Dei. — Не по воле Господа.

Барре, боясь новых вопросов бальи, решил продолжить сам и осведомился, кто такой этот чародей.

— Urbanus, — ответила настоятельница.

— Est ne Urbanus papa? — Папа Урбан[20]? — уточнил священник.

— Грандье, — отозвалась монахиня.

— Quare ingressus es in corpus hujuh puellae? — Почему ты вселился в тело этой девицы? — продолжал Барре.

— Propter praesentiam tuam. — Из-за твоего присутствия, — ответила настоятельница.

Понимая, что, если позволить, диалог между священником и настоятельницей может длиться долго, бальи прервал его и предложил, чтобы допрос продолжил он сам и другие чиновники, пообещав при этом, что, если настоятельница правильно ответит на несколько вопросов, он и его спутники будут готовы поверить в факт одержимости и даже засвидетельствовать это письменно. Барре согласился, но, к несчастью, настоятельница в этот миг пришла в себя, и поскольку было уже поздно, все разошлись по домам.