На следующий день, 25 ноября, бальи вместе с большей частью судейских обоих ведомств явился в монастырь и был тут же проведен на клирос. Через несколько минут занавеска в решетке раздвинулась, и все увидели лежащую на постели настоятельницу. Барре по обыкновению начал мессу, во время которой одержимая корчилась в судорогах и несколько раз воскликнула: «Грандье! Грандье! Дурной священник!» По окончании мессы Барре прошел за решетку, держа в руке дароносицу, там возложил ее себе на голову и заявил, что действия его чисты и прямодушны и лишены каких бы то ни было дурных намерений, после чего попросил Господа покарать его, если во время допроса монахинь он будет оказывать на них давление или подсказывать им ответы. Затем появился брат кармелит и, тоже держа над головой дароносицу, произнес такую же клятву, после чего добавил, что от своего имени и имени всех монахов присутствующих и отсутствующих заявляет: пусть они будут наказаны, как Дафан и Авирон[21]
, если чем-то согрешат во всем этом деле. Сказанное не произвело на присутствующих того сильного впечатления, на которое надеялись священнослужители, а иные даже заметили вслух, что подобные клятвы больше смахивают на святотатство.Услышав ропот, Барре поспешил приступить к изгнанию бесов. Желая дать настоятельнице причастие, он подошел к ней, но та, завидя его, забилась в ужасных судорогах и попыталась вырвать у него дароносицу. С помощью слов утешения Барре совладал с припадком настоятельницы и положил ей в рот облатку, но та стала выталкивать ее языком. Священник, придерживая облатку пальцами, запретил демону вызывать у монахини рвоту, после чего та попыталась проглотить освященный хлеб, но тут же принялась жаловаться, что он прилипает у нее то к нёбу, то к гортани. В конце концов, Барре дал ей несколько глотков воды, после чего, как и в предыдущие разы, начал допрашивать демона:
— Per quod pactum ingressus es in corpus hujus puellae? — Посредством какого договора вошел ты в тело этой девицы?
— Aqua. — Посредством воды, — отвечала настоятельница.
Рядом с бальи находился некий шотландец по имени Стрейкен, глава реформатского коллежа[22]
в Лудене. Услышав ответ настоятельницы, он предложил демону сказать слово «вода» по-шотландски, и объявил, что если ответ будет правильным и дьявол докажет тем самым свое знание языков, что является главным даром всех злых духов, то он и его коллеги будут неоспоримо убеждены, что монахиня действительно одержима. Не выказав ни тени смущения, Барре ответил, что заставит дьявола сказать, что нужно, если будет на то воля Господа, и велел демону отвечать по-шотландски. Он дважды повторил приказание, но тщетно, а на третий раз монахиня ответила:— Nimia curiositas. — Слишком любопытен.
Затем, когда вопрос прозвучал еще раз, она добавила:
— Deus non volo. — Господь не желаю.
На сей раз бедный дьявол снова неверно проспрягал глагол и вместо того, чтобы ответить в третьем лице: «Господь не желает», использовал первое лицо, отчего ответ получился бессмысленным.
Посмеявшись над этой глупостью, глава коллежа предложил Барре, чтобы дьявол подучился у его семиклассников, но священник не принял вызова и ответил, что любопытство спрашивающего было непомерным и дьявол поэтому имел право ему не ответить.
— Однако, — заметил гражданский судья, — вы должны знать, сударь, а если не знаете, то можете справиться в требнике, который держите в руках, что способность говорить на иностранных, незнакомых языках — это один из признаков истинной одержимости, равно как и умение угадывать то, что скрыто от глаз.
— Сударь, — ответил Барре, — дьявол прекрасно знает этот язык, но просто не хочет говорить. Точно так же ему известны ваши грехи — хотите, я прикажу, и он расскажет о них?
— Вы доставите мне этим невыразимое наслаждение, — отозвался гражданский судья, — искренне прошу вас произвести такое испытание.
Барре подошел к настоятельнице, словно желая спросить у нее о грехах судьи, однако бальи остановил его, указав на неприличие задуманного, но Барре ответил, что он и не собирался задавать этот вопрос.
Как Барре ни пытался отвлечь присутствующих, те продолжали упорствовать в своем желании выяснить, знает ли дьявол иностранные языки, и по их настоянию бальи предложил Барре вместо шотландского древнееврейский, который, согласно Священному писанию, является самым древним языком на земле, и дьявол должен его знать, если, конечно, не забыл. Это предложение было встречено рукоплесканиями, поэтому Барре был вынужден приказать одержимой сказать слово «вода» по-древнееврейски. Бедная женщина, которая с трудом повторила ранее несколько вызубренных латинских слов, повернулась и раздраженно воскликнула:
— Тем хуже, я отрекаюсь!