Юрьев день

– Извините, нас ждут, – говорил Маэстро, и их пропускали; они двигались вперед, пользуясь мгновенным замешательством. А за их спинами ворчала толпа. Чембарисов удивился, видя такую решительность Маэстро, но раздумывать было некогда, и они забарабанили в дверь.

Швейцар сначала не реагировал, был невозмутим, как экспонат, отделенный стеклом от посетителей. Но они стучали всё громче, тогда, точно проснувшись, он удивленно взглянул на них, приблизив лицо к стеклу, затем покраснел от возмущения, но начал отпирать.

Он что-то ворчал себе под нос, пока возился с ключом, но, казалось, энергия выходила из него, как воздух из резиновой игрушки, и когда он в заключение рванул дверь на себя, как хмельной рвёт на себе ворот рубахи, она, видимо, закончилась, и он застыл на пороге изваянием, степной ящерицей агамой.

– К метрдотелю, – коротко сказал Маэстро, – по договорённости.

Швейцар кивнул и окончательно сник, точно его, как кукольного человечка, сняли с руки и повесили на гвоздик. За захлопнувшейся дверью бушевала толпа, а они поднимались по ступенькам к двери с надписью «Дирекция».

Комната дирекции была невелика и разгорожена ширмой. Напротив двери стоял письменный стол, вдоль стен и у ширмы располагались стульчики на тоненьких металлических ножках. За столом сидел мужчина в черном костюме, тщательно причёсанный и писал, наклонив голову, и голова его казалась мокрой, будто он только что смочил её и пригладил волосы.

– Вы к кому? Метрдотелю? Посидите.

Миссионеры спокойно опустились на стулья, готовые ждать. Мужчина за столом не обращал на них внимания, и они спокойно рассматривали комнатку, стол с телефонами, пузатый портфель на сейфе, стоящем в углу. На стенке, над сейфом висел призыв: «Покорим пик сегодняшних возможностей», рядом с ним в рамке, под стеклом «Закон чести работника общепита».

Мужчина за столом что-то писал, затем рвал и бросал клочки бумажки в корзину, отвечал по телефону ровным монотонным голосом:

– Владимир Николаевич вышел, звоните попозже.

Затем он со словами: посидите, – вышел и как будто сразу снова вошёл. Но это был уже не он, хотя и одеты они были похоже, и была в них какая-то неуловимая одинаковость, как у близнецов. Мужчине было чуть за тридцать. Но его светлые волосы начали уже редеть. От верхнего света кожа головы просвечивала розовым цветом, и лицо у него было свежим и розовым.

– Ну? – произнес Владимир Николаевич и сел за стол. – Вы ко мне?

Он стал приводить в порядок бумаги, а его поза и голова, наклоненная на бок – выражали вопрос: я слушаю, что там у вас?

– Мы хотели бы кабинет человек примерно на десять.

– Кабинет? – быстро переспросил Владимир Николаевич. – Все хотят кабинет. Вас устроит кабинет на четырнадцать персон?

– Вполне, – кивнул Чембарисов.

– На четырнадцать, – раздумывая, повторил метрдотель и побарабанил пальцами по столу.

– Хорошо, – ответил Маэстро.

– Но я должен принять заказ. Вы готовы?

– А мы сами закажем, официанту.

– Нет, знаете, у нас свои порядки. Вы позволите мне задать вам один вопрос?

– Пожалуйста, – согласились миссионеры. При этом Чембарисов заинтересованно посмотрел, а Маэстро равнодушно, потому что деловой разговор откладывался, а болтать попусту не хотелось.

– Сколько раз в году вы бываете в ресторане?

– Регулярно, – осторожно ответил Чембарисов, не понимая, куда клонит метрдотель?

– Вы, как мой приятель, – усмехнулся метрдотель. – Он если раз в сезон выбирается на лыжах, то считает, что катается регулярно.

– Мы бываем чаще, чем нужно, – сказал Маэстро. Вся эта волынка начинала надоедать. Но он сдерживал себя, хотя и носом клевал. Ему отчаянно хотелось спать, и когда глаза его слипались, то плыла перед ним красная земля и светились белыми пятнами окна иллюминаторов.

– Если бы вы часто бывали у нас, – продолжал метрдотель, – я бы знал вас в лицо.

– Мы закажем свои портреты, – пытался включиться Маэстро, хотя игра в вопросы и ответы окончательно надоела ему. – Специально для вас. Вы будете знать нас в лицо.

– Хорошо, – жестко и на этот раз без улыбки сказал метрдотель. – Я сам отвечу на свой вопрос.

– Пожалуйста, – пожал плечами Чембарисов. – Всегда, пожалуйста. Приступим к делу. Десять порций печёночки с луком.

– Нет, дорогие мои, на печёнку лимит. Оставим пять порций.

– Пускай пять порций, – согласился Маэстро, и Чембарисов с готовностью кивнул головой.

– Так. Лобио. Сколько лобио?

– Три порции.

– Берите больше.

– Достаточно трех.

– Размазывать по тарелке станете?

Метрдотель уже наверняка нарушил закон работника общепита.

– Три порции.

– Нет, я не буду писать. Потом вы заявите: нас плохо обслужили. Не посоветовали, что взять.

Метрдотель, окончательно потерявший интерес к миссионерам, то откидывался в кресле, выдвигал зачем-то ящики стола, вынуждая их понять бесполезность дальнейшего разговора и покинуть комнату дирекции, смирившись и убеждая себя в том, что на этот раз им не повезло.