Юрьев день

я опять молчу, полвека жизни заставляют
задуматься
я любил и был, я ел и спал, я страдал и каялся
теперь бумагу скребу, понять бы утром,
как лапой курица
кому-то будет, когда-то может собой
прославиться

прости меня, незатейливый мир, но жить

не хочется
в ногах правды нет, а в глазах, увы! —
одно безумие
с высоты расстояния кажется что всё вот-вот
закончится
и я наконец-то смогу отдохнуть от вечного
полнолуния

что делать с любовью, которую носишь от шеи

до пояса
зачем голова-перекати-поле, если всё
по-написанному
мы так долго учились петь что немыми остались
без голоса
уповая на мысль о том что жизнь бессмысленна
то ли громом греметь когда тоска валуном
в стакане

то ли градом по крышам, проснитесь,

услышьте мя, вечные люди
превратилось в привычку на могилах друзей
разводить руками
как коса на камень, если светел, то смерть лёгкою
будет

я почему-то очень устал и мне страшно хочется

лени
я надоел себе самому, придурок из гипса
на пьедестале
можно, конечно, смириться с теорией судеб
и поколений
хотя, чёрт его знает зачем, и как мы сюда попали

колодец из детских снов

я падал в колодец маленьким
и помню как дух без пуговиц
пощады просил у паники
окошком смотря на улицу
сознанием дворик боярский[1]
клубничка на грядке ягодкой
мне было по-детски боязно
туда, в темноту заглядывать
колодца, где эхо голосом
где духи и привидения
пленённый подземным космосом
и детским воображением
я падал в колодец маленьким
мой страх укрывая сказками
в уютной и тихой спаленке
мне мама шептала ласково
о том, что я скоро вырасту
что всё в моей жизни сбудется
и ужас глубокой сырости
наутро совсем забудется
я так удивлялся старости
в душе доверяя вечности
что всё оно так и останется
с рожденья и до бесконечности
что бабушка – это блинчики
что дедушка – это строгости
что все мы надёжно привинчены
на нашем фанерном глобусе

о метаморфозах жизни во времени

однажды с радостью принять свою ненужность
когда по кладбищу идёшь в сырую осень
и понимаешь в тишине крестов под небом
что через месяц о тебе совсем не спросят

что через год всего лишь память одиноких

когда-то близких и родных на полустанках
висеть на стенке фотографией затёртой
среди таких же заключённых ране в рамках

словам не веруя, закончится столетье

где ты как ветер, то бездумно, то бездомно
где, как и все, в порыве суетности вечной
оставишь что-то там незавершённым

Пряшев (Словакия)

битые яйца

жизнь похожа на лестницу в курятнике:

такая же коротенькая и вся в дерьме.

(из услышанного на улице)