Юрьев день (СИ)

Затем я спохватился и нажал на приём вызова. Одновременно с тем, поднимаясь из-за стола и подходя к месту, где сидела Алина, чтобы взять лежащий рядом с ней пульт и остановить воспроизведение, либо выключить звук. Общаться по телефону, перекрикивая работающий телевизор, довольно некомфортное занятие.

Случайный взгляд, брошенный вниз, при этом, скользнул по расстёгнутой горловине Алининой дамской сумочки, висевшей на спинке её стула, поверх пристроенного там же, пиджака. Скользнул, наткнулся на рукоятку пистолета, судя по форме и знакомым обводам, серьёзной девяти-миллиметровой машинки, возможно, что даже такого же «Лебедева», как хранился в моём сейфе в квартире… и, который я сегодня брать с собой не стал. Возможно, что очень зря. С такими, блин, новостями.

Ну, скользнул и скользнул взгляд. Мне даже почти не пришлось прилагать усилий, чтобы он проскользил дальше, не зацепившись за эту рукоять, не споткнувшись на ней. Всё ж, звонок мне от моего старого учителя музыки был важнее и необычнее возможной очередной попытки моего убийства. Пистолет в сумочке и пистолет в сумочке — подумаешь? Нож вон вообще, на столе совершенно открыто уже полчаса лежит, и ничего.

— Да, слушаю вас, Пётр Соломонович, здравствуйте, — произнёс я в микрофон аппарата, переключая своё внимание и свои мысли с прошедшей передачи на предстоящий разговор. В ответ «раздалась» секунда «громкого молчания» сбитого с толку человека.

— А… а как ты узнал, что это я звоню? — спустя эту секунду, с подозрением спросил меня старый еврей.

— Обижаете, Пётр Соломонович, — промурчал я. — Как я могу не помнить наизусть номер телефона «по-настоящему великого человека», «вложившего» в меня «столько своего труда»?

— Значит, ты уже посмотрел… это… — упавшим голосом констатировал он.

— Вот, буквально, только что. Сюжет ещё даже не закончился — титры идут.

— Да! Я поэтому и звоню тебе! — будто вспомнив, спохватился и заторопился он. — Юр, я сам посмотрел это непотребство только сегодня днём, в записи, несколько часов назад. И тут же принялся поднимать все свои связи, чтобы найти твой номер телефона или, хотя бы, адрес. Я хотел предупредить, я хотел извиниться, я хотел сказать, что понятия не имел, как и для чего они используют это «интервью»! Я даже не подозревал, что они так всё извратят, вывернут и вырвут из контекста! Я не с ними, Юр! Я не хотел в этом участвовать!..

— Мой номер у вас… — чуть задумчиво произнёс я. — Значит, с Мамонтом вы уже связались?

— Нет, — отмёл это моё предположение он. — Я прошёл через Матвея Петровича. Это он дал мне твои цифры…

— Тогда, лучшее, что вы сейчас можете сделать, Пётр Соломонович, это позвонить Борису Аркадьевичу и подробно рассказать, где, как и когда происходило «интервью». В самых-самых максимально возможных подробностях. А ещё лучше, сразу лично ехать в СБ Долгоруких, чтобы вас не успели зачистить, как свидетеля…

— Меня? — споткнулся и совершенно растерялся мой немолодой и не боевой собеседник. — Зачистить?

— Возможно, даже придётся пройти Разумника… — продолжил свой «инструктаж» я, — но только так вы имеете шанс сохранить жизнь. Это слишком опасная интрига, Пётр Соломонович. «Хороших» и «простых» вариантов у нас с вами не было уже с момента, как о нас вспомнили.

— Я… я понял, Юрий Петрович, — дрогнувшим голосом произнёс он. — Ещё раз прошу прощения…

— Обещайте мне, и я вас прощу! — вдогонку поспешил сказать я. — И сделаю всё, что от меня будет зависеть, чтобы помочь вам с этой ситуацией.

— Обещать? — не понял он. — Что?

— Обещайте, что снова будете меня учить! — повеселевшим голосом сказал я.

— Учить? Чему? — совсем растерялся он.

— Музыке, нотам, гитаре, вокалу, скрипке, — перечислил сразу все свои хотелки я. В этот момент своего разговора, я начал поворачиваться спиной к всё ещё сидящей за столом Алине. Но, вместо того, чтобы закончить это движение и двинуться, «увлечённо разговаривая по телефону» дальше, прочь от стола, я провернулся ещё чуть дальше, вкручивая опорную ногу, ускоряя тело и выкидывая ногу ударную в хорошей, хорошо поставленной и отработанной «вертушке». «Вертушке», нацеленной не в голову девочки, а в её правую руку, которой она, за время моего «отвлечения» на разговор, неторопливо, без резких движений, стараясь не зацеплять этим движением моего внимания, продолжая так же загадочно улыбаться, достала из сумочки свой пистолет и теперь уже пыталась нацелить его на меня. При этом, левой рукой, она взяла со стола нож, развернув его лезвием к себе, и направила его острие себе в левую сторону груди.