Лаплас понимал трудности оценки подобным образом правдивости или ложности показаний свидетеля из-за большого числа обстоятельств, сопровождающих факты, о которых они свидетельствуют, но считал, что суд в своих суждениях также опирается не на математическую достоверность, а лишь на вероятность. Схема Лапласа интересна как первая попытка создать научную методику оценки свидетельских показаний.
Другой излюбленной темой авторов ранних работ по судебной психологии являлась так называемая «диагностика причастности», т. е. разработка психологических методов установления виновности подозреваемого и обвиняемого по физиологическим реакциям на допросе. Среди исследователей этой проблемы известны имена Юнга, Вартхаймера, Клейна. Исследования американских психологов и юристов привели, как известно, к созданию и внедрению в практику разнообразных приборов для выявления лжи, именуемых лайдетекторами или полиграфистами.
Таким образом, указанная проблема оказалась наиболее разработанным разделом зарубежной юридической психологии. Данные экспериментальных исследований психологии показаний послужили толчком к постановке вопроса о применении в судебном процессе психологической экспертизы. Этому был посвящен ряд работ, в том числе книги В. Штерна «Показания юных свидетелей по делам о половых преступлениях», К. Марбе «Психолог как эксперт в уголовных и гражданских делах». Некоторые судебные психологи того времени (Штерн, Марбе, Варендонк, Клапаред) сами выступали в суде в качестве экспертов.
В начале ХХ в. одна из ветвей прикладной психологии — психология труда, получившая наименование «психотехники», — подошла к психологическому изучению юридической деятельности как профессии, к исследованию профессиональных качеств следователя и судьи, а также к разработке на этой основе рекомендаций по подбору и обучению судебно-следственных кадров, научной организации их работы. Из зарубежных исследователей наиболее известен в этой области Мюнстерберг, автор вышедшего в 1914 г. многотомного труда «Основы психотехники», специальный раздел в котором был посвящен применению психологии в праве.
Современные биологизаторские теории далеко не так наивно, как Ломброзо, объясняют природу преступного поведения. Они строят свою аргументацию на достижениях современных наук: генетике, психологии и ее современных направлений (например, психоанализе).
В 50-х гг. XX в. исследования генетических факторов преступности вступили в новую фазу, которую условно можно назвать
Обещало стать сенсацией открытие в 70-х гг. так называемого синдрома Клайнфельтера, связанного с генетическими аномалиями. Ученые установили, что у некоторых лиц половые хромосомы не парные, а тройные: комбинации типа «ХХY» и «ХYY».
Первыми эти особенности генотипа, которые проявляются при анализе крови, слюны или спермы, стали использовать криминалисты в целях идентификации преступников по биологическим следам, оставленным ими на месте преступления. Когда в США и Франции по этим признакам были раскрыты серийные убийства, совершенные сверхагрессивными преступниками (их хромосомный набор был типа «ХYY») и предварительные исследования показали хромосомную предрасположенность к преступлениям, то появились сообщения, что
Однако эти результаты были недостоверными. Дальнейшие исследования, проводившиеся в Англии, Франции и США это подтвердили. В 1975 г. на II международном криминологическом симпозиуме в Сан-Паулу немецкий ученый Г. Кайзер привел данные, в соответствии с которыми процент лиц, имеющих хромосомные отклонения, среди правонарушителей практически такой же, что и среди всего населения в целом, причем среди преступников, имеющих хромосомную комбинацию «XYY», лишь 9 % были осуждены за насильственные преступления.
Таким образом, теория хромосомных аномалий, как и когда-то антропологическая теория преступности, при более тщательном изучении не нашла своего подтверждения и была подвергнута критике.