Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

Харазов стал говорить, что Москва одобрила объединение двух фракций — «Хальк» и «Парчам». Объединение позволяет партии стать еще влиятельнее в стране, а раскол, напротив, таит в себе большую опасность для молодого государства. Тараки слушал невнимательно и без интереса. Когда Харазов закончил, Тараки попросил передать в Москву благодарность за заботу о единстве партии. На этом разговор закончился. Обсуждать эту тему он не захотел.

— Мне стало ясно, — вспоминает Харазов, — что старая враж­да вспыхнула вновь, основы для сотрудничества двух фракции нет, и примирение невозможно.

Кармаль заявил Тараки, что если ему, второму человеку в стране, никто не желает подчиняться, то он вообще устраняется от государственных дел. Тараки решил поступить по советским канонам: отправить Кармаля и его друзей послами в разные страны. И при пер­вой встрече спросил советского посла: как к этому отнесутся Моск­ве?

Пузанов, не запрашивая мнение центра, сразу же одобрил план Тараки:

— Если товарищ Кармаль не понимает текущего момента, если он только мешает руководству страны рабо-гать, пусть поедет за границу и там поработает.

Тараки, объявляя Кармалю о своем решении, сослался па мне­ние советского посла. Об этом, вспоминал полковник Морозов, стало известно нашей резидентуре. Но повлиять на развитие событий раз­ведчики не могли.

Бабрак Кармаль надеялся, что Москва вступится за нею. Нака­нуне отъезда в Прагу Кармаль вместе с двумя друзьями-парчамистами приехали на виллу корреспондента ТАСС. На этой вилле он многие годы встречался с сотрудниками резидентуры, которые с ним работа­ли. Кармаль попросил устроить ему беседу с послом. Александр Ми­хайлович Пузанов растерялся. Он не хотел встречаться с опальным Кармалем, чтобы не портить отношения с Тараки и Амином. Посол ве­лел передать Кармалю, что его пег в Кабуле. Всю ночь Кармаль и его друзья жаловались советским разведчикам на превратности судьбы...

Утром в посольстве решили, что в любом случае надо поста­вить Амина в известность, что Кармаль просил о встрече с Пузано­вым, но посол его не принял. Выслушав сообщение, Амин удовлетво­ренно кивнул:

— Я знаю об этом.

Одновременно с Кармалем в разные страны уехали послами еще пять видных деятелей фракции «Парчам», в том числе Наджибулла, бу­дущий президент, который тогда отправился в Тегеран. В ночь перед отъездом Бабрак собрал у себя лидеров фракции и сказал им:

— Я еще вернусь. И под красным флагом.

Парчамисты решили вновь уйти в подполье. Фактически на этом ночном совещании речь шла о подготовке Парчам к захвату власти. Халькисты узнали о том, что произошло. Многих парчамистов сняли с высоких должностей, арестовали. Из армии выгнали чуть ли не всех командиров-парчамистов.

В мае 1979 года, вспоминает полковник Морозов, рези-дентура получила информацию о том, что Амин отправляет в Прагу группу бое­виков с заданием убить Кармаля. Об ном сообщил один из боевиков, который до революции работал на управление национальной безопасно­сти Афганистана, но стал единомышленником парчамистов. Сотрудники резидентуры не сомневались в надежности своего источника и доложи­ли в Москву.

Крючков счел сообщение провокацией и предложил заморозить контакты с информатором. Возможно, он боялся, что это Амин прове­ряет своих советских друзей. Но летом контрразведка Чехословакии обнаружила и обезвредила группу афганских боевиков, которые все-таки добрались до Праги...

В одном из интервью иностранным журналистам Бабрак Кармаль обмолвился, что в его воспитании и образовании огромную роль сы­грала немецкая культура. Что означало это неожиданное высказыва­ние? Плод восточной фантазии, ничего не значащая вежливая фраза? Для небольшого круга просвещенного афганского общества дружба с Германией была давней традицией, продиктованной антибританскими настроениями. Не один раз в своей беспокойной истории народности Афганистана пытались разыграть германскую карту в борьбе против нелюбимых феодальных господ, против британского колониализма.

Кармаль, как и многие его товарищи по фракции «Парчам», по­сещал основанную в 1924 году немецкую школу «Амани». Лекции в ка­бульском Институте Гёте были излюбленным местом встреч получивших образование на немецкий манер интеллектуалов из фракции «Парчам», а иногда и местом конспиративных сходок в разгар борьбы с соперни­ками из фракции «Хальк».

Кармаль получил аттестат в немецкой школе в 1949 году. Он плохо говорил по-немецки, но утверждал, что понимает хорошо. Тот факт, что в разгар Второй мировой войны его отец, генерал при За­хир-шахе, послал сына учиться в немецкую школу, а не в основанную французами и тогда более престижную гимназию «Истикляль», говорит о многом. Это была почти что политическая демонстрация. В кабуль­ском высшем обществе немецкая школа слыла гнездом бунтовшиков с тех пор, как в 1933 году один из ее учащихся убил короля Надира, англофила, ненавидимого националистами. За пропаганду против коро­ля попал в свое время в тюрьму и Ахмед Ратеб, отец будущей жены Бабрака Кармаля, ставшей министром по делам воспитания.