Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

— Посмотрите в зал, где сидят рядовые милиционеры, и найдите хоть одного, который был бы похож на те уродливые образы в милицейской форме, изображенные на ваших полотнах. С какой целью вы, мастера кисти, издеваетесь над образом тех, кто защищает обще­ство, лично вас, от всякого рода уголовников и проходимцев?

Но министр не только отчитывал. Он умел дружить с интелли­генцией, особенно с теми, кто писал книги и снимал фильмы о мили­ции, поддерживал их, награждал грамотами, охотничьими ружьями, спецталонами, которые избавляли владельцев автомобилей от общения с сотрудниками ГАИ. Художники наперебой просили его позировать. Тонко чувствующий конъюнктуру Илья Глазунов написал портрет жены министра Светланы Владимировны. И Юлиан Семенов, и Виль Липатов, и братья Вайнеры, и супруги Лавровы много сделали для милиции. Один только популярнейший сериал «Следствие ведут знатоки» чего стоит!

В Московском государственном академическом камерном музы­кальном театре, созданном народным артистом СССР Борисом Алексан­дровичем Покровским, репетировали оперу молодого Шостаковича «Нос», которая многие годы была под запретом. Во время репетиций театр, разместившийся в бывшем кинотеатре «Сокол» на Ленинградском проспекте, был опечатан пожарными.

«В предписании о закрытии театра было приведено множество причин, по которым театр вообще нельзя было открывать, — вспоминал режиссер Григорий Спектор (см.: Вечерняя Москва. 2002. 21 января). — Мы бросились спасать театр. Куда мы только не писали, куда толь­ко не обращались — все было бесполезно.

И тогда Борис Александрович позвонил Шостаковичу. Шостако­вич позвонил в приемную Щелокова, всесильного министра внутренних дел, и попросил принять его. На следующее же утро Дмитрий Дмитрие­вич надел свой спецпиджак, пудовый от тяжести золотых лауреатских медалей и орденов самого высшего достоинства...

— Что у вас случилось, Дмитрий Дмитриевич? — Министр был не чужд культуры и дорожил репутацией мецената.

— От вас зависит судьба советской оперы! — с пафосом отве­тил Шостакович и, волнуясь, рассказал ему о Камерном музыкальном театре и поведал о кознях пожарных деятелей.

— Соедините меня с начальником пожарной охраны Москвы, — приказал Щелоков и взял трубку. — Слушай, разберись со своей ча­стью на Соколе. Меня приглашают на премьеру, а на театре — печать. Завтра доложишь...

Щелоков повернулся к Шостаковичу:

— Не волнуйтесь, Дмитрий Дмитриевич, во всем разберемся, все будет в порядке.

На следующее утро мне позвонил сторож и сказал, что и театр приехали какие-то начальники... Почти одновременно приехал и наш директор, и группа из восьмидесяти офицеров начала осмотр. Центром всеобщего внимания был некий полковник.

— Ну, рассказывайте, — обратился он к знакомым нам офицерам с Сокола.

— Вот, товарищ полковник, эта дверь в зрительном зале ведет в жилой дом. Если будет задымление, все пойдет на верхние этажи.

— Заложить кирпичами, — приказал полковник. — Еще что?

— Вот только один выход из зала, так нельзя. Полковник подошел к противоположной стене, постучал:

— Что здесь?

— Гримуборные, — ответили мы.

— Пробить проход! — приказал полковник. — Еще что?

— Нет противопожарных датчиков!

— Поставить!

— Нет автономного освещения!

— Провести!» Театр был открыт.

Правда, была и оборотная сторона слишком тесных взаимоотно­шений с Министерством внутренних дел. Существовал закрытый приказ, запрещавший любую критику милиции, и цензура строго следила за его исполнением. Даже в детективной литературе героя м-мили пионерам не позволялось ни ухаживать за чужой женой, ни пить. Дурное поведение позволялось только милиционерам, работавшим в органах до появления Николая Анисимовича Щелокова.

Юрий Михайлович Чурбанов, зять Брежнева, который стал у Ще­локова первым замом, писал о министре:

«Щелоков — человек самостоятельного мышления, очень энер­гичный, с хорошей политической смекалкой... Он колоссально много работал, особенно в первые годы, когда он действительно глубоко изучал корни преступности... По его настоянию увеличили денежные выплаты сотрудникам МВД, он заботился о своих людях на местах. На­чальники управлений внутренних дел знали, что министр защитит от мелких неприятностей.

Щелоков предлагал весь следственный аппарат из прокуратуры передать в МВД. Хотел иметь свое следствие, а обосновывал тем, что прокуратура не может одновременно и вести следствие, и надзирать за ним».

Состояние преступности в стране было тайной за семью печа­тями. Преступность росла на семь процентов в год. В 1956 году было совершено примерно 714 тысяч преступлений, в 1985-м — 2085 тысяч, то есть преступность выросла почти в три раза. Но эти цифры скры­вались; их назвал только Вадим Викторович Бакатин, когда в пере­строечные времена возглавил МВД.