Юрий Долгорукий

Предосторожность эта была не лишней, но опять-таки убавляла ударную силу войска. Малых людей в заставы не поставишь - перебьют, а больших людей приходилось из полков брать.

Получалось, что не смертельный удар наносит державе Юрия Владимировича великий князь, а так, краешек его немереных владений щиплет! Великий замысел Изяслава оборачивался обычной пограничной войной, и это он начал понимать. Но перерешать было поздно.

Скучным оказался этот поход. Прибрежные селения были безлюдны: мужики укрылись в лесах, увезли всё зажитье и угнали скотину. Избы великокняжеские дружинники конечно пожгли, но больше от огорчения, чем для возмездия. От сгоревшей пустой избы лесному человеку урон невелик, возвратится на родное пепелище - срубит новую избу. А то, что чужое войско долго здесь не задержится, было понятно любому: неотвратимо приближалась весенняя распутица.

Много огорчений доставляли Изяславу и его воеводам приволжские города. У первого же ростовского города Кснятина, что запирал устье реки Нерли, споткнулось плавное продвижение великокняжеской рати.

Первые нахрапистые приступы защитники Кснятина легко отбили. Густо полезли было по штурмовым лестницам псковские и ладожские ополченцы, но и на стенах тоже было густо. Ростовские ратники стояли плечо в плечо, поддаваться и не думали. Находников встречали в копья, рубили секирами, слепили глаза золой и песком. Отбились!

Черной траурной каймой окольцевали град павшие псковичи и ладожане, но Изяслав всё гнал и гнал людей на приступы. Очень уж хотелось великому князю торжественно вступить в первый поверженный Юрьев град!

За псковичами и ладожанами - новгородцы, смоляне, киевляне...

Лезли на стены и скатывались к подножью вала, как в братскую могилу. Не зря поставил Юрий Владимирович возле устья Нерли крепкий град и держал в нём для обереженья целый полк из ростовской тысячи во главе с опытным воеводой.

Смоленскую конницу, кинувшуюся было по льду вверх по Нерли, задержали у первого же ледяного вала. Да смоляне не очень-то и старались прорваться. Впереди была неизвестность. Может, за первым валом ещё других много, одни опасности, а добычи никакой...

В большом затруднении был великий князь Изяслав Мстиславич.

А князь Юрий Владимирович и ростовские воеводы окончательно определились, как дальше вести войну.

Подкрепить ратниками волжские города, чтобы не в поле биться, а на стенах. На крепкой стене один ратник двух-трёх стоит...

Закрыть заставами все дороги вглубь княжества, чтобы не пускать конные загоны великокняжеского войска...

Большим полкам по-прежнему стоять в Москве, Ростове, Ярославле и Суздале...

Воевода Пётр Тихмень проговорил задумчиво:

   - Чаю, дальше Мологи великокняжеские полки не пойдут. Может, конница и до Ярославля добежит, но за Ярославль я спокоен, не по зубам сей орешек Изяславу! Пройдёт гроза по краю княжества, если сами под молнии не высунемся...

   - Не высунемся! - заверил Юрий. - Не дождётся мой сыновец[130], старший Мстиславич, прямого боя на волжском просторе. Пусть и не надеется!

Якун Короб к месту подсказал:

   - А покусывать великокняжеское воинство всё-таки надобно. Пусть почувствуют, что не на своей земле. Мерянским старейшинам надо подсказать, чтобы отпускали лучников на лыжах под великокняжеские обозы. Да и моим молодцам поразмяться не грех, застоялись и кони, и люди.

Воеводы дружно поддержали. Видно, и им было тягостно так стоять - в бездействии и ожидании. Правильно решил князь - не выходить на Волгу большими полками. Но и воевода Короб говорит правильно. Не давать покоя чужой рати!

О том, что ростовские ратники в приволжских городах обречены на неминуемую гибель, не обмолвился никто. Жестокое дело — война. Кому какая участь Богом предназначена: одним — славная смерть, другим — сладость победы. Такая уж судьба у ратника, и роптать на судьбу негоже...

Великий князь Изяслав Мстиславич постоял-постоял у Кснятина и, отчаявшись взять град копьём, пошёл с конными дружинами вниз по Волге. Псковичи и ладожане остались под городом. Смелости у них поубавилось, на стены больше не лезли. Мастера-градоимцы изладили стенобитные орудья, сколачивали из сосновых плах широкие помосты, чтобы придвинуть их на полозьях к стенам. Многих неприятелей кснятинцы пометили стрелами, но остановить работу не могли.

Через две недели после первого приступа тараны проломили ворота Кснятина, и город пал, задавленный вражеским многолюдством.

Но и потери осаждавших оказались тяжкими. Не радость победы ощутили псковичи и ладожане, но горечь. Собрались они мятежным вечем и порешили возвращаться домой. Тщетно отговаривали их великокняжеские воеводы, грозясь гневом Изяслава Мстиславича. Скорбные обозы потянулись во Псков и Ладогу.

Сумеет ли Мстиславич снова поднять в поход ратников из новгородских пригородов?