Юрий Дроздов. Начальник нелегальной разведки

Помню, он сказал: „Святослав! Ни в коем случае не брать ни копейки от зарубежа! Иначе — втянут. Дадут копейку, а потом всё сделают, чтобы запятнать это дело“. Потому никаких связей с заграницей у нас не было, хотя попытки были.

Центр набирал силу, Дроздов этому радовался и сводил меня с интересными людьми; например — с Вартанянами. Я и так дружил с Ботяном, но Юрий Иванович советовал, какие задачи с ним — ну и с другими — конкретно решать. Он передавал мне своих знакомых, которые и сейчас помогают мне работать, сводил с нашими вымпеловцами — ему же было известно, кто какие вопросы знает, кто в чём может помочь, и меня консультировал…»

Юрий Иванович привлекал к себе интересных людей, и понятно, что и между этими людьми возникали свои контакты — и деловые, и личные. Так, ветераны «Вымпела» заказали художнику Бирюкову портрет Юрия Ивановича для своего музея — к профессиональному празднику, 20 декабря 2002 года.

О дальнейшем развитии событий рассказывает сам Юрий Алексеевич:

«Не считаю этот портрет окончательно удачным, потому как времени не было, чтобы его довести. Так что, когда портрет открывали, я страшно волновался — думал, сейчас позорища не оберёшься. Открываем портрет, народ ликует, а Юрий Иванович меня обнимает и говорит на ухо: „Знаешь, никто меня никогда не писал. Для меня это настолько необычно — но приятно! Спасибо, Юра!“».

В книге отзывов этого музея Дроздов написал тогда такие слова:

«Время наше сегодня трудное и тревожное, но достойное для наблюдений глазами художника и для рук творца. Всё сделанное да пусть разбредётся по русской земле, осядет в домах и семьях, напоминая о событиях и людях периода сменяющихся эпох».

А вскоре Юрий Иванович попросил Бирюкова написать портрет Людмилы Александровны. У неё тогда начались проблемы со здоровьем, и Дроздов честно сказал, что боится её потерять… (Всё, однако, получилось наоборот, он ушёл первым.)

Рассказывает художник Бирюков:

«Он принёс мне чёрно-белую фотографию. Я когда набросал, в цвете раскрыл — показал Юрию Ивановичу. „Откуда ты взял цвет плаща?“ — „У меня такое ощущение…“ Приходит он в понедельник, приносит мне старый-старый плащ, висевший где-то на даче, отворачивает воротник, там, где не выцвело, — тот самый цвет! Тут уже я глаза вытаращил…

Он приехал ко мне через два дня после того, как я передал ему портрет, и рассказал: „Ушли дети, внуки, правнуки, остались мы вдвоём, я её на что-то отвлёк, достал портрет, поставил цветы, зажёг свечи, налил по бокалу шампанского, она заходит — и я ей открыл портрет… Мы всю ночь просидели с ней, до утра, держали друг друга за руки, и ощущение было такое же, как когда мы только-только познакомились. Это ни с чем не сравнить!“ Они словно бы вернулись в свою молодость».

Наши собеседники не раз говорили, что Юрий Иванович относился к Людмиле Александровне трогательно и с большой любовью.

Вот, в частности, что вспоминала Елена Васильевна Кизимова:

«Для Юрия Ивановича очень много значила семья — не в том смысле, как для наших власть имущих, а в совершенно ином. Он чувствовал огромную ответственность за сыновей, внуков — но не в плане опеки, которой не было. От излишней папиной опеки его дети не страдали, это точно — они самостоятельные люди, и для него это был принципиальный вопрос.

Недаром Юрий Иванович повторял: „Дети — цветы жизни, и расти они должны на улице“.

И нельзя не сказать про нежные, трогательные отношения с внучкой Настей…»

Один из наших знакомых повторил фразу, сказанную ему Анастасией:

«Дед никогда меня не воспитывал — я просто у него училась. Я всегда старалась быть рядом с ним, и я очень много слушала своего деда».

«Она много впитала от Юрия Ивановича», — подтвердил наш собеседник.

Возвращаемся к рассказу Елены Васильевны:

«Для Юрия Ивановича и Людмилы Александровны характерно было стремление никого не обременить. Они не позволяли себе быть обузой для кого-то даже в каких-то малых бытовых вещах. Команда „НАМАКОНа“ всегда была готова помочь Юрию Ивановичу в любых вопросах — просто даже сходить в магазин. Человеку за восемьдесят, это не так-то и легко. Но он не соглашался, хотя мы бы с радостью побежали — нет, сходит, всё купит сам. Ему вообще было не присуще желание заставить кого-то что-то за него сделать…

Он сохранял самостоятельность до последнего. Поэтому, кстати, некоторым казалось, что у него с детьми сложные отношения. Нет! Это было уважительное отношение, когда родителями уважается свободное жизненное пространство своих детей. Хотя, быть может, иногда это было обидно детям, потому как им хочется проявить свою заботу о родителях… В общем, такая палка о двух концах! Но это была их правда, было их правило. Дети — сами, мы — сами. Вот такой кремень, и таких людей я больше не знаю! Понятно, что если какая-то сложная ситуация — семья собирается и помогает друг другу…»

Действительно, когда мы разговаривали с одним из сыновей Юрия Ивановича, то нам было сказано так: «У отца — своя жизнь, у меня — своя».