Юрий Емельянов. Троцкий. Мифы и личность

Тотальная «отсталость» находила, по оценке Троцкого, проявления в самых различных сторонах российского общества. Троцкий писал о «недоношенности русского феодализма», отмечал «бесформенность классовых отношений», «скудность внутренней истории», «ленивый ум московитян». По словам Троцкого, «Восток дал» России «татарское иго, которое вошло важными элементами в строение русского государства». В результате «государство в России… приближалось к азиатской деспотии». Запад отчасти помог России освоить некоторые «материальные и идейные завоевания передовых стран», но это не изменило характера страны. «Скудность не только русского феодализма, но и всей русской истории, наиболее удручающее свое выражение находила в отсутствии настоящих средневековых городов, как ремесленно-торговых центров».

В последних строках этой книги Троцкий писал о том, что Россия смогла создать «лишь поверхностные подражания более высоких западных образцов». По его оценке, российская культура дала миру лишь «такие варварские понятия, как «царь», «погром» и «кнут». Казалось, что изучение в школе русской литературы, чтение русских поэтов в доме Шпенцеров, посещения русских спектаклей пригодились Лейбе Бронштейну лишь для успешной сдачи экзаменов. И хотя он мог к случаю процитировать русских писателей, он, очевидно, воспринимал их как примеры отсталой культуры.

Нет сомнения в том, что установки на «оппозиционность» к государственным властям, православной религии и всей России были прочно заложены в сознании Лейбы Бронштейна в годы его «окультуривания» в семье одесских интеллигентов. Заодно там он обрел навык отличать «правильные» взгляды от чуждых ему, «неправильных». Троцкий вспоминал, как это различие «сам для себя резко обнаружил в соприкосновении с двумя товарищами по классу: Родзевичем и Кологривовым». Оказавшись в семье Родзевича, отец которого был полковником, Троцкий, по его словам, «раза два натолкнулся на что-то чуждое и беспокоящее, даже враждебное: это когда вскользь коснулись религии или власти. Был в семье тон консервативного благочестия, который я почувствовал, как толчок в грудь».

Другой же одноклассник Лейбы, Кологривов, стал искренне возмущаться, когда тот «высказал какое-то критическое суждение не то о директоре, не то еще о ком-то». Для Троцкого было очевидно, что «мальчик повторял лишь то, что не раз, очевидно, слышал в своей крепостнической семье». Однако, как фактически признавал Троцкий, он сам повторял лишь то, что не раз слышал в семье Шпенцеров и круге его знакомых.

«Окультуривание» выходца из степного хутора в одесской интеллигентской среде было успешно завершено. Мальчик не только стал одним из первых учеников одесского реального училища, но вместе с фрондерскими идейно-политическими установками получил пропуск в круг «передовой интеллигенции». Как вспоминал Троцкий, в то время «я смутно верил в постепенное совершенствование, которое должно отсталую Россию приблизить к передовой Европе. Дальше этого мои политические идеи не шли».

Критика российских порядков и восприятие России как страны реакции и отсталости могла звучать в устах представителей самых разных идейных течений, которые распространялись среди российской интеллигенции. Как позже признавал Троцкий, «политические настроения мои в школе были смутно-оппозиционные. О революционных вопросах в школе при мне еще не было и речи… К первому большому перекрестку на своем пути я подошел политически малоподготовленным, даже для тогдашнего своего семнадцатилетнего возраста… Я метался».

НА ЖИЗНЕННОМ ПЕРЕКРЕСТКЕ

Идейно-политической эволюции Лейбы Бронштейна способствовало изменение места жительства и учебы. Троцкий писал, что, поскольку реальное училище Святого Павла не предоставляло полного курса обучения, то для завершения учебы ему пришлось переехать в Николаев. Трудно понять, почему в некоронованной столице Черного моря не нашлось реального училища, в котором можно было пройти весь курс учебы. Возможно, что переезд был связан с тем, что Давид Бронштейн, к этому времени расширивший свою зерно-торговлю, имел свою контору именно в Николаеве.

Перемена места жительства резко повлияла на дальнейшую судьбу Лейбы Бронштейна. По словам Троцкого, «город был провинциальнее. Училище стояло на более низком уровне. Но год учения в Николаеве, 1896-й стал переломным годом моей юности, ибо поставил передо мной вопрос о моем месте в человеческом обществе».

В Николаеве его приятелями стали сыновья хозяина квартиры, заявившие Лейбе, что они – социалисты. Молодые люди уверенно излагали взгляды, резко отличавшиеся от привычных для бывшего одесского «реалиста». Вооруженный набором интеллигентских установок, Лейба считал себя «передовым» среди своих одесских знакомых. Однако оказалось, что в новом кругу знакомых его «смелые» оппозиционные заявления не считались достаточно «передовыми». Новые друзья Лейбы говорили о ликвидации частной собственности и эксплуататорских классов как о первейшем условии для построения общества социальной справедливости.