Вскоре, однако, в печати появились заявления о том, что в докладе Гагарина допущена серьезная ошибка — якобы разделение отсеков (приборно-агрегатного от спускаемого аппарата.
А вот «механизм» разделения отсеков был задублирован трижды(!), и если одна часть не срабатывала, то была другая, дублирующая, а потом и третья. Поэтому задержка с разделением отсеков была опять же мелочью (12).
Когда сработал тормозной двигатель и кабина вошла в атмосферу Земли, загорелась ее обшивка. Я знал об этом, знал, что конструкторы рассчитали толщину обшивки такой, что в кабине даже не будет жарко. Но представьте мое состояние, когда я увидел раскаленный металл, который, как из вагранки, тек тонкой струей по стеклу иллюминатора, я слышал потрескивание кабины. Признаюсь, было не до улыбок (100).
Вдруг по краям шторки появился ярко-багровый свет. Такой же багровый свет наблюдался и в маленькое отверстие в правом иллюминаторе. Ощущал колебания корабля и горение обмазки. Я не знаю, откуда потрескивание шло: или конструкция потрескивала, расширялась ли тепловая оболочка при нагреве, но слышно было потрескивание. Происходило одно потрескивание примерно в минуту. В общем, чувствовалось, что температура была высокая. Потом несколько слабее стал свет во «взоре». Перегрузки были маленькие, примерно 1–1,5 единицы. Затем начался плавный рост перегрузок (24).
Теперь все внимание Гагарина было направлено на исчезновение невесомости, пыль в корабле в этом случае проседает, опускаясь на пол кабины корабля. И тут же перегрузка стала расти. Это один из самых важных для космонавтов момент, и сопровождался он чувством радости, что наконец-то космонавт пошел на реальный процесс приземления. Радость уступает место боли, которая растет вместе с перегрузкой (4).
В Калькутте Юрий Алексеевич ведет увлекательную беседу с корреспондентами индийских газет. «Когда корабль „Восток-1“, возвращаясь на землю, входил в верхние слои атмосферы, — говорит Ю. А. Гагарин, — то казалось, будто вокруг меня бушует пламя и я нахожусь в центре огромного костра» (101).
Колебания шара все время продолжались по всем осям. К моменту достижения максимальных перегрузок я наблюдал все время Солнце. Оно попадало в кабину в отверстие иллюминатора люка № 1 или в правый иллюминатор. По «зайчикам» я мог определить примерно, как вращается корабль. К моменту максимальных перегрузок колебание корабля уменьшилось до ±15 градусов. К этому времени я чувствовал, что корабль идет с некоторым подрагиванием. В плотных слоях атмосферы он заметно тормозился. По моим ощущениям, перегрузка была за 10 ж. Был такой момент, примерно секунды две-три, когда у меня начали «расплываться» показания на приборах. В глазах стало немного сереть. Снова поднатужился, поднапрягся. Это помогло, всё как бы стало на свое место. Этот пик перегрузки был непродолжительным. Затем начался спад перегрузок. Они падали плавно, но более быстро, чем они нарастали (24).
У Гагарина перед глазами поплыла приборная доска, сознание кратковременно было потеряно. Сама форма спускаемого корабля — сфера не дает возможности осуществлять управляемый спуск с орбиты с малыми перегрузками. Сфера гонит перед собой огромную массу раскаленных газов, спускаемый аппарат идет на посадку в плазменном облаке, температура которого достигает 8–10 тысяч градусов. Связь со спускаемым аппаратом пропадает, внутри корабля слышится страшный гул и треск, корабль как будто несется по гигантским ухабам. Металлические части спускаемого аппарата плавятся и горят. Это зрелище не для слабонервных людей, даже для подготовленных к нему космонавтов (4).
Скорость спуска замедляется, загорается транспарант с надписью «Приготовиться к катапультированию!». Гагарин успел только повернуть голову, как крышка люка спускаемого отсека отстрелилась, а вслед за нею катапульта выбросила из корабля кресло с ним (4).
Джо Уокер говорил, что всякий раз справлялся с этим явлением с помощью «маневра Иисуса Христа». Он говорил: «При выполнении маневра Иисуса Христа вы снимаете руки с панели приборов и со сверхъестественной силой вспоминаете свою мать». По сути, это был единственный выход (92).
ГАГАРИН И ВЕЛИКАЯ МИГРАЦИЯ