Юрий Гагарин

По существу, Гагарин провел два года в Лапландии; да-да, примерно оттуда — если верить рекламе «Кока-колы» — каждый год вывозит на оленьих упряжках мешки с подарками Санта-Клаус. Места были сначала лопарские, однако колонизированные русскими монахами еще в XVI веке. Это была территория идеальная для того, чтобы основать там какой-нибудь монастырь (его и основали — Свято-Троицкий Трифоно-Печенгский, самый северный православный монастырь), ну или на худой конец разместить там пограничный авиаполк.

В 1920 году по Тартускому договору российская часть Лапландии была передана Финляндии — и четверть века, до 1944-го, здесь не было русских. Во время войны тут хозяйничали немцы — которые сделали эти места своим северным плацдармом, построили аэродром — и летали с него бомбить Мурманск. В 1941–1942 годах тут шли тяжелейшие бои и на земле, и в воздухе. Одно из мемориальных мест называется Долина Смерти; о боях здесь в гагаринские времена ходило много историй — про то, как один советский летчик протаранил «мессершмитт», оба поврежденных самолета сели на лед озера — и затем русский летчик дрался с двумя немецкими, убил их и с обмороженными ногами шесть дней полз к своим; выжил — и воевал дальше. Про то, как другой летчик выпрыгнул из горящего самолета без парашюта, упал с трехкилометровой (!) высоты — и тоже остался жив: удачно упал в сугроб. Все это были не абстрактные персонажи военной мифологии, а живые люди, офицеры, которые, выбравшись из этих своих сугробов и отряхнув снег, стали учить искусству войны новое поколение летчиков, Гагарина в частности.

Луостари — поселок на северо-востоке от Мурманска, в 13 километрах от норвежской границы и в 30 от финской. Бывший оплот православия, превратившийся в северный форпост СССР. Что значит это «на северо-востоке от Мурманска»? Значит, что очень далеко, и не то что жить, а даже добраться туда было непросто. Поезд Москва — Мурманск. Декабрь: «Мурманск встретил его сильным ветром и метелью. Маленькие деревянные дома, очень скользкие деревянные тротуары и только на „пяти углах“ были видны многоэтажки. Получив в штабе авиации направление в далекий военный городок, Юра поехал в Печенгу. Железная дорога была проложена по болоту, и поезд шел очень медленно. Часто проверяли пограничники. За окном мелькали заснеженные сопки, карликовые березки, вцепившиеся корнями в громадные камни. В Печенге его встретили на машине, и снова дорога — уже до места службы» (8).

При аэродроме размещались три полка морской авиации, два боевых, один учебный, в котором осваивались новички, а затем их переводили в боевой полк. Летать было сложно — слишком мало ориентиров (главный — Генеральская сопка рядом с поселком; раньше она называлась Спасительной, потому что якобы Трифон Печенгский скрывался в ее пещерах от язычников-лопарей; а Генеральская — потому что там погиб летчик, Герой Советского Союза Алексей Генералов). «Местность вокруг аэродрома гористая, и это, конечно, затрудняло полеты, особенно в пасмурную погоду. При взлете сразу по курсу возникали две полукилометровые сопки. Нужно было быстро набирать высоту и уходить в сторону. При посадке также нельзя было допускать малейшей оплошности — четвертый разворот между сопок приходилось делать, снижаясь до высоты 400 метров. Еще одна опасность подстерегала летчика недалеко от торца взлетно-посадочной полосы. Воздушные потоки могли затянуть самолет в каменистый овраг, по дну которого текла речка. Поэтому надо было строго выдерживать глиссаду и во время выпуска шасси» (10). Главный ужас — полгода полярная ночь. Что это значит? Что примерно в полдень на полчаса наступают сумерки — а затем опять, на 23 с половиной часа, тьма. Плюс частые бураны. Новички зимой не летали, осваивали теорию и занимались на тренажерах (каких конкретно, не указано, но один мемуарист упоминает о том, что «здоровые парни стояли у стола и игрушечными самолетиками выводили в воздухе замысловатые кривые» (21)).

Впервые ему дали самому полетать не то в конце марта, не то в начале апреля 1958 года — в общем, через три месяца. А дальше: «усердно учился летному мастерству», много времени отдавал общественной деятельности, занимался спортом. Как ни странно, самое простое и адекватное свидетельство — вот это: «На втором году службы в части Юрий Гагарин стал отличным летчиком, уверенно летал в заполярном небе, в сложных метеоусловиях. Он быстро понимал и осваивал самые трудные элементы воздушного боя… Здесь, на Севере, он приобрел свою небесную „походку“ и свой „почерк“ в воздухе, постигал различные науки истребительной авиации» (9).