Юрий Григорьев – Сгоревшие тетради

Идите, гонимые звёздной бессонницей. Идите прямо навстречу Солнцу. Это будет новое великое переселение народов – не из Европы в Азию, а от суеты к вечности.

Идите, бросая насиженные гнёзда. Идите, забыв про дела и привычки. Идите, отталкивая ногами упругую землю. И даже если, уткнувшись в океан, вы опомнитесь, раскаетесь и, жалко понурив голову, побредёте назад – это ничего. Всё, что нужно, уже вами сделано. Только вера толкает Землю, суета пробегает пугливой мышью.

Пусть настанут великие ночи, а за ними великие дни. В идеале (ох, как трудно жить по идеалам!) всё, что нужно нам, – это одна великая ночь, чтобы задумать себя, и один великий день, чтобы сделать то, что задумал.

А может быть я постарел.

В моей юности были иные желания. Мир казался ленивым и сонным. Хотелось встряхнуть его за плечо – проснись, посмотри сколько силы у жизни, сколько радости в ней! Какие бескрайние просторы, какие бездонные тайны, какое безумное счастье – жить!

Кровь бурлила по венам, горячая кровь. Солнечный свет не резал глаза. Я смотрел на Солнце, даже не щурясь. А потом, зажмурившись, наблюдал яркие, удивительно красочные, разноцветные круги.

Тогда, если бы мне пришла в голову эта мысль, я мечтал бы раскрутить Землю так, чтобы могучий ветер смёл с земли всё мелкое, дряблое, ненужное, всю вековую пыль – поднял и утопил в океане.

А ещё лучше – крутануть бы её в обратном направлении, чтобы Солнце восходило на западе и закатывалось на востоке, чтобы рухнули ветхие истины и банальности, сетями опутавшие нас.

Хорошее это дело – юность. Чувствуешь в себе силы безмерные и жизнь представляется вечною, а смерть – жалкой выдумкой стариков.

А, может, неважно – как она вертится? Просто в сердце живёт неуёмная жажда жизни и беспокойную душу гнетёт монотонность обыденных дней, где всё, даже время закатов и восходов, рассчитано по минутам и занесено в отрывные календари.

Я чувствую, что мир несравненно глубже, серьёзней и таинственней, чем это следует из нашей обыденной жизни.

Жизнь нечаянна, как радость. Привычка – это смерть. Жизнь кончается там, где приходит привычка, превращается в серое существование.

Люди строят планы, собирают вещи, ищут наслаждений. Для них привычка – спасательный круг. Они цепляются за неё и лепят свой мирок из глины и навоза. Они строят свой муравейник, изнуряя себя трудом, накапливая запасы на долгие, долгие годы. А когда смерть приходит без расписания, в остекленевших глазах проявляется страшный вопрос, и живые торопятся поскорее закрыть им глаза, положить на них медные пятаки. Потому что вопрос этот отрицает всю их упорную жизнь и заботливые труды.

Когда-то жизнь была прекрасна без причин. С тех пор глаза запылились и сердцу всё трудней гонять по жилам охладевшую кровь.

Обычная история. К старости одна за другой обрываются ниточки, связывающие человека с внешним миром, и он всё больше погружается в себя, в мир внутренний.

Там можно жить. Но душе, вспоминающей свет далёких звёзд и полёты во сне, тесно в самой себе. Душа зовёт смерти. Страшится её, но зовёт. Потому что страшнее покойника мёртвого, только покойник живой. А именно это происходит с человеком в старости.

Моё детство постарело.

Детство – это широко раскрытые глаза, способные вместить весь мир. Детство – это первые тайны и первая боль, первое горе и первая любовь. Всё первое – всегда самое глубокое и чистое. Детство – забытая взрослыми мудрость, не наряженная в пышные слова и формулы, но единственная, дарящая неподдельное счастье. Детство – мир, впитываемый глазами, вдыхаемый всей грудью, обжигающий пальцы, поющий вечную симфонию жизни, мир – в сто тысяч раз бездонней трезвого мира чёрных знаков, холодных условностей и ритуальных обрядов вокруг каменного идола, божества, именуемого здравым рассудком.

Каждый человек стоит столько, сколько стоят его желания. Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты.

Чем наполнена жизнь человека – мелкими заботами, ничтожными желаниями, пустой суетой, бессмысленным существованием или неистовой жаждой жить? Жить вопреки и наперекор – суете, пошлости, быту.

Всё, что умрёт вместе со мной, не стоило того, чтобы родиться.

Человеку проще убить себя, чем выйти из дома, захлопнуть дверь и выкинуть ключ.

Взгляд людей упирается в стены. И не нужна им вечность. Что они понесут туда – заботу желудка, муравьиный труд, двуспальные кровати? Умножьте это на вечность и получится ад.

Бьётся птица-душа, словно сердце в грудную клетку: выпусти! выпусти! Куда, дурашка? Куда, беззаботная канарейка? Ты умрёшь от страха, впервые увидев небо.

Для того, чтобы плыть по течению, достаточно быть бревном. Надо быть человеком, чтобы плыть против течения.

Так вот ночью проснёшься и вслух:

– Что останется от тебя, кроме удобрений?

Слава? – нехитрый обман. Один проживёт в безвестности и его забудут на следующий день после смерти. Другой добьётся славы и его забудут через тысячу лет. Кто не понимает, что это – одно и то же, тот ничего не понимает. Что один день, что тысячелетие – на часах вселенной нет таких мелких делений. Результат один – забвение.