Юрий Григорьев – Сгоревшие тетради

– В такие минуты чувствуешь себя в гармонии с миром. Будто растворяешься в нём… Смолкает суета, отступают дневные заботы и, вслушиваясь в тишину, душа прикасается к вечности.

Отец Павел с любопытством посмотрел на него.

– Вы говорите, как человек религиозный. Но я знаю, что вы не веруете в Бога.

– Это не совсем так, святой отец. – слегка улыбнулся профессор. – Я не верю в библейского Бога. Но не отрицаю идею Бога, как таковую. Я нахожу её любопытной и даже вероятной. И разве то, что мы учёные называем природой, не есть всего лишь – другое слово?

– Вы рассуждаете о Боге, как о какой-то гипотезе. Сразу видно учёного человека. – шутливо заметил священник.

– Да, наверное, – рассеянно сказал профессор. – Это не есть вера. Наука отучает человека верить. – он посмотрел на священника. – Но иногда я вам, людям искренне верующим, очень завидую. Вера придаёт смысл жизни. Человек с Богом в душе – это человек со спокойной душой. Беда в том, что уверовать нельзя умом, желанием. Это или есть, или нет.

– Поймите меня правильно. Я вовсе не хочу уверовать. Я искренне считаю любую веру пусть возвышенным, пусть спасительным, но обманом. Нет, я не хочу уверовать. Но я завидую тому душевному покою, той душевной силе, которые даёт человеку вера.

Священник выслушал его серьёзно.

– Знаете, что? Приходите-ка вы в церковь. Поверьте, это никогда не поздно. Я знаю это по опыту.

– Нет, святой отец. – грустно улыбнулся профессор. – Я не приду. Мне уже поздно перечёркивать свою прошлую жизнь – так ведь ничего и не останется?

Он поднялся и, попрощавшись, пошёл домой.

Солнце уже село. На небе загорались первые звёзды.

Очередную годовщину своего одиночества профессор как обычно встречал на кладбище. Он приносил с собой живые цветы и ставил их на могильную плиту, поливал растущие вокруг кусты сирени, протирал от пыли памятник и потом долго смотрел на него, сидя на короткой скамеечке.

Он вспоминал эти глаза, этот смех, эти длинные мягкие волосы, пахнувшие весенней травой. Он вспоминал своё короткое счастье, и печальная улыбка трогала губы. Нет, он не плакал, он давно разучился плакать. Только в сердце росла и старела глухая боль. Он уже привык к ней – казалось, она всегда жила в нём.

Посидев полчаса, он подымался и, вздохнув, уходил по песчаной дорожке вдоль оград и крестов, не глядя по сторонам. Собака бежала следом.

В этот раз он услышал знакомую с детства песенку и удивился. Кто-то пел грубоватым голосом, нарушив привычную здесь тишину. Оглядевшись, он увидел могильщика, роющего яму. Стоя по пояс в земле, он выбрасывал грунт лопатой и напевал забавную песенку.

– Добрый день!

– День добрый, господин профессор. – подняв голову произнёс тот и вытер рукой со лба пот. – Как ваше здоровье?

– Спасибо, хорошо. – он подошёл ближе и заглянул в яму. – Мягкая здесь земля, хорошая.

– Да, землица нежная, прямо перина. Так бы сам и лёг. – засмеялся могильщик.

– Я слышал – вы пели. И как-то странно звучит весёлая песня на кладбище, нет?

– А что тут странного? Это моя работа, а любую работу лучше исполнять с радостью, с весельем.

– Вы давно тут работаете?

– Да, считайте – всю жизнь. И отец мой тут работал и я, как его схоронил, так всю жизнь этим и занимаюсь. Работа – как работа. Обычное дело.

– Понимаю. – кивнул профессор. – Вы привыкли к этому и смерть не пугает вас. Ведь она – всего лишь ваш заказчик, дающий вам работу. Ко всему человек привыкает. Обычное дело не может быть трагичным, не может быть таинственным. Оно становится мелким, неглубоким – как те полтора метра, на которые роют могилу.

– Это верно. Я много видел мертвецов, в них ничего нет страшного. Они лежат, как манекены, нет – как сброшенная одежда. Люди прячут их в землю, потому что не знают – что с ними делать?

– Но ведь что-то остаётся от человека, не может не остаться. – задумчиво сказал профессор, рассеянно глядя вдаль.

– Только не здесь. – ухмыльнулся могильщик, ткнув лопатой в землю. – Только не здесь.

Однажды у дома он встретил соседского мальчика.

Уже вечерело. Мальчишка, сидя на скамеечке, болтал ногами и смотрел в небо. Поздоровавшись, профессор присел рядом.

– Красиво, правда? – он кивнул на небо, цветущее звёздами. – Умеешь различать созвездия?

– Не-а. – болтнул головой мальчишка. – Только Большую Медведицу знаю, мне папа показывал. Во-он она. – он ткнул пальцем в небо. – Только какая же это медведица, так – ковшик какой-то. У нас на кухне такой висит.

Профессор улыбнулся.

– Тут, брат, фантазия нужна. Это ведь древние люди назвали. А древние люди любили небо, любовались им, заселяли его своей фантазией. Кого они только не поселили на небе: и медведи, и лиса, и собака, и вол, даже дракон – все там.

– Ух, ты! Целый зоопарк получается.

– Да, а ещё люди, герои античные и вещи самые разные: лира, крест и даже корабль.

– Но это же всё придуманное?

– Придуманное? Конечно, придуманное. Всё на свете кем-то придумано. И небо, и земля, и я, и ты.

– Я знаю. Это всё Бог придумал.