Юрий II Всеволодович

— Многие самовидцы, из Рязани притекшие, вместе со скорбью великою по князьям своим и от того еще не могут скрыть своего огорчения, что допрежь срока вышли князья рязанские из города и… — Юрий Всеволодович тут вы-молочку сделал, чтобы привлечь сугубое внимание Святослава, — и сотворили особь брань. — Он говорил как бы сам с собой, размышляя и не ожидая ответа.

Но Святослав вдруг сказал, спя:

— Отчего же ты после этого не помог им?

— Ты опять о том же? — Юрий Всеволодович с трудом сдержал подступившее бешенство. — Удивляюсь я на тебя.

— Надо было объединять все силы и бить татар в Рязани. Раздавить их там, — советовал Святослав, по-прежнему спя. — Почему ты не захотел?

— Ты просто слова говоришь ртом, а не мозгом и мыслью рожденные! Я не за-хо-те-ел!.. Ты знаешь, сколько верст от Владимира до Рязани? Триста! Даже более. А сколь речек надо вброд перейти? Лед еще не стал, ледяная каша и закраины. Ты пробовал так переправляться? Это же всех загубить! И коней, и пешцев, и обозы. Клязьма! Воря! Яуза! Колокша! Пекша! Москва! Ока!.. А в лесах и поле что творилось?

— Что такое? — пролепетал Святослав коснеющим языком.

— Снегу лошади по брюхо, вот что.

Святослав вдруг сел на постели, будто и не спал:

— А татары на верблюдах, что ли, прибыли? У них не такие же лошади?

— Я тебе объяснять хочу!

— Стоит ли? — сказал Святослав совсем чуждо и отстранение.

Юрий Всеволодович круто обернулся к нему:

— Что хочешь сказать? Не надо тебе объяснять? Иль и теперь в бой вступать не стоит, а бечь всем на Белоозеро?

— Подожди. Дай мне собраться с мыслями. — Святослав потер лицо ладонями.

Он привык чувствовать себя как младший брат, во всем и всегда согласный со старшим. Он и сейчас, в свои сорок два года был совершенно покорен Юрию Всеволодовичу, не прекословил, даже если имел свое, иное суждение. Однако события последних двух месяцев произвели столь сильное возмущение в его душе, а будущее виделось ему столь смертельно опасным, что он впервые решился на прямой разговор, не боясь вызвать гнев старшего брата. Упрекая Юрия Всеволодовича за то, что тот не пошел на помощь Рязани, он не мог не признать в душе, что брат все верно сделал, все, что было во власти великого князя. Но сидело занозой сомнение, которое он и сам для себя никак не мог ясно определить. Ну да, верно говорит брат: напрасно рязанские князья вышли, вместо того чтобы щитить надежнее город, да, верно. Но ведь уже погиб сын великого князя Федор… Вот оно в чем дело!.. Вот почему не хватило рязанцам благоразумия! И Святослав произнес вполголоса слова осторожные, но важные для обоих:

— Я все о князе Федоре думаю…

Юрий Всеволодович сразу понял, что имел в виду брат.

— Неуж и в его гибели меня винишь?! Святославле, помысли, возлюбленный брат я твой али тигр хищный, рыскающий?

— Не знаю. Ничего я не знаю, — прошептал Святослав, пряча лицо в ладонях.

Жалость к нему, к себе затопила Юрия Всеволодовича.

— Мы в несчастии, и тьма затмила наш зрак душевный. Надо опомниться, успокоиться. Послушай, разве я желал кому-нибудь зла? За что ты меня так?

Святослав поднял на него глаза:

— Не знаю. Прости меня, брат. Не оба ли мы в заблуждении и помрачении? Когда я там, в Ростове, таскал в подвал книги, премудростей полные, я думал о том, что смерти наводятся роком жизненным. Не настал ли для нас сей страшный час судьбы? И мы поругаемы, укоризны исполнены, мечемся, подобно рою пчелиному, из улья изгнан-ну. Нет мира меж нами, нет мира внутри нас. Как противустанем разбою?

Юрий Всеволодович сел рядом, прижался лбом к виску брата:

— Крепиться надо. Неуж пропадем и с лица земли исчезнем? Неужли умысел Божий о нас таков?

— Великий князь, дозволь войти? Привел я пленника-то! — раздался снаружи голос мечника.

Рязанского князя нарочно посадили в угол, чтоб лицо его было освещено и взгляд нельзя было спрятать.

Понял ли Глеб Рязанский умысел хозяина либо уж такая у него закоренелая привычка выработалась — выглядывал осторожно исподлобья глазками маленькими, глубоко утопленными, по которым ничего не угадать.

— Ну, спрашивай! — начал он первый.

— О чем?

Глеб покривился:

— Не притворяйся. О татарах, понятное дело…

— Да ведь ты не скажешь, а скажешь, так соврешь.

— Зачем же привести велел?

— Понять хочу, как тебя земля носит?

— Как носит? Да так: против неба на земле, на непокрытой улице. На чью землю приду, тому и кланяюсь…

— И что же, везде тебя принимали, Святополк Окаянный?..

— Святополк Окаянный — не то что я, он своего добился, не зря братьев Бориса и Глеба умертвил: после Владимира Красное Солнышко четыре года киевский престол занимал, великим князем величался!

— Святополк хоть и взлез с окровавленными руками на трон, но земля наша не захотела его носить, в помрачении ума кончил жизнь свою где-то в Богемских пустынях. А у тебя разум на месте, изворотлив ты и блудлив, как я погляжу.