Татьяна Фатеева
Алексей Привалов
На июньском концерте «Сектора Газа» в 1988-м с Юрием Хоем, помимо Олега Крюка, на гитаре сыграл некий гитарист Макс, которого хватило всего-то на каких-то 5–7 концертов, и бас-гитарист Семен Тетиевский, оставивший более заметный след в истории группы. Судя по сохранившимся записям, коллектив сыграл не менее 17 песен. Помимо прозвучавшей на первом концерте в ДК ТЭЦ обоймы из пяти композиций, здесь уже были и пророческая «Моя смерть», и урбанистическая зарисовка с натуры «Местные», и весьма актуальная для горбачевской антиалкогольной компании «ЛТП». Непосредственно по самому тогдашнему генсеку «секторовцы» лихо прошлись в заводной «Плуги-вуги». Но дерзости на тот момент музыкантам все же недоставало. Звук был местами довольно жидковат, хотя электроорганные партии для таких озорных песен звучали слишком уж интригующе. Юрий Хой явно чувствовал себя не очень уверенно, не просто особо не общаясь с залом, но и зачастую торопясь объявить следующую песню, еще толком не допев предыдущей.
После II Рок-клубовского фестиваля «Сектор Газа» достиг того состояния, когда слава шла впереди него. Весной 1989 года Александра Кочергу вызвали в воронежский горком комсомола – нет, вовсе не затем, чтобы дать втык за «нравственное разложение молодежи», а чтобы позвать опекаемую им группу на фестиваль в Череповце, приуроченный к годовщине памяти Александра Башлачева. Стабильного состава у команды тогда не было, а незадолго до поездки свои услуги гитариста Юрию Хою предложил Сергей Тупикин, игравший до этого на басу в группе поп-певицы Ольги Зарубиной «Подъезд № 26». Было это, по свидетельствам очевидцев, накануне какого-то очередного фестиваля молодых групп в ВГУ. Тупикин прошел прослушивание, сыграв песни «Колхозный панк» и «Наркоман». Сложнее было с гитарой, которую Хой раздобыл «за магарыч» чуть ли не за несколько минут до выхода на сцену. Привычку заполучать таким Макаром жизненно важные вещи Клинских увековечит позже в словах графа Дракулы из панк-оперы «Кащей Бессмертный»: «Ладно, ставь магарычи – и бери хоть все мечи!»
Вместе с Крюком и Тетиевским Тупикин поехал сопровождать Хоя и в Череповец. Фамилии Клинских и Башлачева рано или поздно должны были сойтись в одном контексте. Потому что при всей разнице подходов оба, по сути, занимались в глобальном смысле примерно тем же: соединяли рок-н-ролл с русскими фольклорными корнями. Только у Башлачева этот путь пролегал через «свистопляс – славное язычество», а у Хоя ― через народную смеховую культуру и деревенскую мистику.
Вряд ли обо всем этом задумывались организаторы череповецкого фестиваля памяти Башлачева, поставив «Сектор Газа» 27 апреля 1989 года между группами, играющими панк с нью-вейвом, и адептами лютого металла. Лучше выдумать, на самом деле, не могли, потому что именно эти стили будут доминировать в «секторовском» творчестве на протяжении всех 90-х годов. На башлачевском мемориале «Сектор Газа» выглядел и звучал брутально. Пока еще совмещавший функции вокалиста и гитариста Юрий Хой яростно сверкал подведенными тушью глазами, поблескивал серьгой в виде креста в левом ухе и низким голосом пел про то, что «здесь не дожить до сорока» – ведь Череповец был ничуть не менее загазованным городом, чем давший название группе район воронежского левобережья.
Музыканты существовали на сцене обособленно друг от друга. Периодически возникали технические неполадки, из-за чего, например, Юрий Хой был вынужден подолгу возиться с гитарной приставкой на полу. Лишь скачущий козликом Сергей Тупикин чувствовал себя в своей стихии, выдавая замысловатые соляги в «Сумасшедшем трупе» и «Наркомане» в духе своих любимых Nazareth и Led Zeppelin. Общаться с публикой Хой не горел желанием, лишь перед «Видаком» сообщив, что подобная песня есть у группы «Мираж» («Видео»), но к «Сектору Газа» это прямого отношения не имеет. Любопытно, что и летом 1988-го на II фестивале Воронежского рок-клуба он тоже почему-то уделил основное внимание «Видаку», заметив, что после посвящений «Ласкового мая», «Миража» и других поп-команд этому чуду цивилизации настал черед и «Сектора Газа». Видеофильмы служат отличной метафорой хоевского творчества, любимого народом, но так и не признанного на официальном уровне.