За эту идею цепко ухватился и развил в «теорию разрушения» россиянин Михаил Бакунин. В своих работах он отстаивал мысль о признании лишь одного — разрушения и в качестве средств борьбы предлагал яд, нож и верёвку. Революционеры, считал Бакунин, должны быть глухи к стенаниям обречённых и не идти ни на какие компромиссы. Доктрина «пропаганды действием» была выдвинута анархистами в 70-х годах XIX века. Не слова, а только теракты могут побудить массы к оказанию давления на правительство. Эта же мысль позднее будет проходить красной нитью и в работах Кропоткина, где он определял анархизм как «постоянное возбуждение с помощью слова устного и письменного, ножа, винтовки и динамита». К концу XIX века особая роль в пропаганде террора в Европе и Америке перешла к Иоганну Мосту, который проповедовал «варварские средства борьбы с варварской системой».
До Первой мировой войны терроризм считался уделом левых. В XX веке террор был возвышен на государственный уровень. Вне зависимости от провозглашённого строя. При этом вовсе не обязательно использовать огнестрельное или холодное оружие. Во все времена люди успешно травили своих врагов и соперников. В некоторых случаях это средство было куда более эффективным, не оставляющим явных следов.
Преподаватели школы, разумеется, не вдавались в историю применения боевых отравляющих веществ (БОВ) органами НКВД. Лишь вскользь упоминали, что первая токсикологическая лаборатория была создана ещё в 1921 году по личному заданию Ленина. В основном речь шла о свойствах различных ядов, тех самых БОВ.
«Главное, — вдалбливали Богдану премудрые учителя, — пойми, что терроризм — это не выстрелы, не взрывы, не яды. Но и они, конечно, тоже. Это — инструмент. Инструмент войны в политической игре. Такой же, как и все прочие инструменты. Как плоскогубцы или молоток. Как лопата. Или ледоруб (хотя нет, про ледоруб — не надо, забудь, это случайно на язык попало). Усвой: инструмент никогда не виновен. Разве можно таить обиду на молоток, которым неумелый хозяин шандарахнул кого-то по пальцу? Виновен тот, кто держал в руках этот инструмент…»
Интересно проходили занятия по изучению архитектурных, ландшафтных, исторических, географических, климатических и прочих особенностей крупных немецких городов. Карты, местные газеты, фотоснимки, кинохроника, книги, увлекательные рассказы лекторов. Всё это пригодилось во время зачёта, когда Богдану попалось довольно сложное задание по ориентации в Мюнхене и Кёльне…
Получив «диплом» высококвалифицированного специалиста, Сташинский оказался в жестокой западне. Что возможно было предпринять в этих тисках? Подобно лисе, угодившей в капкан, отгрызть себе лапу и бежать без оглядки в никуда? Или смириться с пожизненным свирепым пленом? Третий вариант был прозрачно ясен и неотвратим, как гильотина: твоя собственная смерть.
Существовали особые принципы, по которым в эту команду подбирались исполнители. Прежде всего люди, напрочь лишённые биографии. Без родных и близких.
Без веры в вечные ценности и в существование таких понятий, как любовь, сострадание, жалость, надежда или просто счастье. Люди, потерявшие чувство боли. Трусоват? Ну что ж. Тут знали: самыми жестокими исполнителями, как правило, бывают именно самые отъявленные трусы.
Им внушали: человек боится смерти. Странно, конечно, потому что она неизбежна. Каждый прожитый день приближает тебя к могиле. Медленно, но верно. Каждый день рождения, который ты радостно празднуешь, — это ступенька чёрной лестницы, которая ведет «туда». Смерть — самое простое решение всех проблем. Самое лучшее решение. И самое распространённое.
Через два года, к июлю 1954 года, он уже знал, кем станет завтра, — Йозефом Леманом, круглым сиротой, тем, кто на самом деле уже покоился в сырой немецкой земле.
Я постепенно убеждался в правильности советского режима и всё больше проникался мнением, что я всё это делаю на благо советского народа… Я был убеждённым коммунистом, я всё делал по политическим убеждениям…
«Святая троица» и «двойкари»